Равене казалось, что сейчас она натянута так, что вот-вот зазвенит.

«А давай убежим? – говорил Джемс, протягивая Равене жареный каштан из кулька. – Хоть на юг, к твоему брату. Или еще дальше, в Проморье! А там и до Дахава недалеко».

«А что мы будем делать?» – спрашивала Равена. Она прекрасно знала, что этим мечтам не суждено сбыться, но ей нравилось представлять жаркий юг, пальмы и себя с Джемсом. Он был рыжим, долговязым и большеротым, старая Магда Арчетт говорила, что у него нет души, но на юге считалось, что рыжие приносят удачу.

«Станем пиратами, как декан Свен когда-то. Или наездниками драконов. Ты когда-нибудь видела драконов?»

«Давно, – отвечала Равена, – еще в детстве. У отца были драконы, здоровущие!»

«Вот бы увидеть их хоть одним глазком! Можно наездниками драконов, да хоть кем… Я все умею делать, мы не пропадем».

А потом король Малоун протянул руку и оборвал все их мечты. Равена и Джемс сидели на ступенях храма, Джемс как всегда держал в руках полосатый кулек с жареными каштанами, но Равене казалось, что они стоят над пропастью.

Все ушло. Все рассыпалось прахом.

– Я тебя увезу отсюда, – сказал Джемс, и Равена поняла, что сейчас он не мечтает, а планирует. – В ночь перед свадьбой. Уйдем по болотам, а там уже на юг. У нас еще есть время все подготовить как следует.

Он крепко сжал руку Равены и добавил:

– Я тебя ему не отдам.

Его боль казалась огнем, который медленно разгорался в душе – Равена почти видела рыжие язычки пламени. Еще немного – и оно вспыхнет, поднимется до неба ревущей стеной.

Да, у них были болотные тропы, укромные места и надежные люди. Если вы сражаетесь за свободу, без этого не обойтись. Равене впервые за долгое время сделалось страшно по-настоящему. Что, если они не успеют?

– Нас будут искать, – ответила она, взяла каштан из кулька, но не стала есть. – Такие, как Ньют Гранвилл, не упускают своего. И не прощают оскорблений.

– Я такой же, – усмехнулся Джемс, – в каком-то смысле. Я тебя люблю и никому не отдам. Ни Ньюту Гранвиллу, ни кому-либо еще.

Равена понимала, что так говорят все мужчины всем женщинам. Она почти не помнила жизнь во дворце, но чутьем понимала, что такие слова в порядке вещей и не следует относиться к ним серьезно. Это просто обещания, которые почти не связаны с жизнью. Но Джемс говорил так, словно это были не слова, а часть его души – большая, важная, горькая часть.

Равена осторожно поцеловала его в щеку. Они никогда не позволяли себе лишнего. Однажды, когда они сидели вот так, Джемс сказал: «У нас будут дети. Красивые, как ты. И рыжие, как я». И это прозвучало как клятва и обещание. А теперь король отдавал Равену Ньюту Гранвиллу и все, сказанное прежде, становилось осенней листвой, которую уносит ветер.

Или все-таки нет? Возможно, стоит позволить себе надежду? Пусть крошечную, слабую – но можно?

– Да, мы уедем, – кивнула Равена. – На юг, к моему брату, как собирались.

Она однажды увидела портрет Авриля в какой-то газете. Тон статьи был издевательски вежливым: мол, насколько прогнила прежняя династия, что наследник престола оказался сумасшедшим. Мужчина называет себя женщиной и ведет жизнь ритуальной девки в храме Черной матери Глевы! Как же хорошо, что его величество Малоун избавил нас от ужасной участи называть своим владыкой безумца, который в своем безумии утратил честь своего рода! Равена взяла ножницы и вырезала портрет, а потом прорыдала всю ночь – над ним, над своей памятью, над жизнью, которую у нее отобрали.