Людмила Уварова. Дома стены помогают
Мой глиняный лев Повесть
На день рождения Жанна подарила мне глиняного льва. Он был необыкновенно оранжевого цвета с круглыми, неожиданно зелеными глазами, похожими на крыжовник, и пышной розовой гривой. – Это – особенный лев, – сказала Жанна. – Мой папа привез его из Таллина, ты знаешь, и даже там, в Таллине, такого льва очень трудно достать… Я с удивлением погладила льва по розовой гриве. – Хорош! Не правда ли? – горделиво спросила Жанна. Она никогда не упускала случая похвалить свой подарок или напомнить о сделанном ею одолжении. Если в школе давала мне во время контрольной по математике списать задачу и я получала четыре, она по многу раз повторяла: – А ведь это все я! Если бы не я, ты бы ни за что не получила четверку. Скажи, не получила бы, если бы не я? И я, ничего не поделаешь, послушно отвечала: – Конечно, это все из за тебя… Но сколько бы ни было у Жанны недостатков, я как бы не замечала их и дружила с нею, начиная с раннего детства. Много позднее, уже став значительно старше, я поняла, что не составляю исключения; как правило, у старых друзей стараются не видеть их отрицательных качеств. Потому что подлинная дружба, следуя своим, особым законам, умеет прощать и забывать дурное. В ту пору мне исполнилось четырнадцать лет. И я за один год вытянулась в тощую каланчу с длинными ногами и руками. Еще недавно я равнодушно проходила мимо любого зеркала, но, начиная с зимы, вдруг стала подолгу разглядывать себя, однако, сколько ни разглядывала, не становилась красивей: глаза оставались неопределенного цвета, рот чересчур большой, брови едва намечены, только зубы хорошие, крупные, белые, один в один. Волосы были у меня густые, рыжеватые, но не желали лежать так, как мне бы хотелось, торчали в разные стороны, – когда я заплетала косы, они казались сплетенными из железа. Зато у Жанны с волосами был полный порядок. Из своих гладких, шелковистых волос Жанна часто мастерила себе различные прически: то распустит кудри по плечам, то заплетет косу и обовьет ею голову, то соберет волосы на макушке и прикрепит черным репсовым бантом. Но все остальное у Жанны было далеко не самым красивым. Она была толстой, неуклюжей. Выпуклые карие глаза с короткими ресницами, широкие ноздри слегка приплюснутого носа и румянец – чересчур яркий, будто лихорадочный. Однако Жанна была довольна своей наружностью, искренне считая себя неотразимой. Она постоянно рассказывала о своих поклонниках, и мне что ни день приходилось выслушивать о том, как один незнакомец – каждый раз это был кто то исключительно интересный и шикарно одетый, – спрыгнув с трамвая, погнался за ней и целый день дежурил возле подъезда, дожидаясь, пока она выйдет… По словам Жанны, в нее влюблялись с первого взгляда все, кого ни возьми – соседи по дому, случайные прохожие, учителя, старшеклассники и даже начальник ее отца, рыхлый пожилой мужчина, страдающий астмой. Я отличалась доверчивостью, не самым выгодным в житейском смысле свойством. И решительно не умела придумывать, сочинять, потому то, поскольку мы часто судим о других по себе, я верила каждому слову Жанны. Я глядела на нее не отрываясь, и, такова, должно быть, сила внушения, тоже начинала находить привлекательными и ее чересчур красные толстые щеки, и выпуклые глаза в коротких, редких ресницах. В конце концов раз в нее все, как есть, влюбляются, стало быть, ей присуще то, чего нет в остальных людях, и выходит, по своему, она прекрасна. Странное дело, наслушавшись баек Жанны, я вдруг начинала ощущать себя не то чтобы красивой, но привлекательной. Когда шла с Жанной по улице, я тоже ловила взгляды прохожих и подсчитывала, на кого глядят больше и чаше, на Жанну или на меня. |
