Изменить размер шрифта - +
Она стала курить с того самого дня, должно быть, Алексей немало бы удивился, ведь Марина когда то не выносила сигаретный дым.

Внезапно раздался телефонный звонок.

Марина глянула на часы. Половина двенадцатого. Кто это так поздно?

– Слушаю, – сказала она и вдруг услышала знакомый, никогда не вянущий в памяти голос:

– Марина Тимофеевна, здравствуйте, это я, помните меня?

Марина хотела было бросить трубку, но вместо того спросила:

– Кто это говорит?

Мелькнула опасливая мысль: «Вдруг с Алексеем что то?»

– Это я, Степаша. Здравствуйте, Марина Тимофеевна.

– Здравствуйте, – ответила Марина.

– Только не кладите трубку, умоляю вас, – предупредила ее Степаша, – у меня к вам очень серьезный разговор.

– Что с Алексеем Петровичем? – спросила Марина.

– С ним все хорошо, – сказала Степаша, – он здоров, наверное, в будущем году станет член корром, вы, может быть, слышали?

– Ничего я не слышала, – сухо сказала Марина, – что вам угодно?

– Ну не надо, – попросила Степаша, голос ее звучал умоляюще, но Марине послышалась в нем улыбка, – я же помню, вы меня любили когда то, правда ведь, Марина Тимофеевна?

– Вы мне скажите сейчас, что вам угодно, или…

– Или вы положите трубку? – продолжила Степаша, тут же заговорила быстро, как бы боясь, что ее перебьют: – Знаете, это очень серьезная для меня проблема. Для меня и для Алексея, – подчеркнула она. – У нас дочка, она младше сына на два года, ей скоро три, и у нее неправильный прикус. Нужно исправить, пока не поздно.

Степаша замолчала, может быть, ждала, что скажет Марина, но Марина тоже не говорила ни слова.

– Вот я и решила обратиться к вам, Марина Тимофеевна.

– Почему именно ко мне? – спросила Марина. – Разве мало врачей ортодонтов кроме меня?

– Вы – самая лучшая, – с хорошо знакомой Марине страстностью ответила Степаша, и Марине почудилась та, прежняя девочка, непосредственная, необыкновенно правдивая, пленившая ее некогда своей искренностью, легким, веселым нравом, добротой, может быть, даже скорее всего, кажущейся, ненастоящей…

– У кого только я не была с нею, – продолжала Степаша, – сколько врачей смотрело ее, и все без толку. И вот я решила – вы, и только вы, Марина Тимофеевна, не откажите мне, примите нас, ладно?

– Хорошо, – сказала Марина, – сейчас посмотрю, когда я работаю на этой неделе.

– Не надо, не смотрите, – возразила Степаша, – я уже звонила к вам, в институт, и все узнала. Завтра вы с утра, а во вторник после обеда. Меня устраивает вторник, можно?

– Можно, – ответила Марина. Разговор этот был ей тягостен, и она выжидала удобный момент, чтобы положить трубку.

Но Степаша еще раз удивила ее напоследок:

– Значит, мы придем с Маринкой во вторник…

– С кем? – переспросила Марина. Степаша ответила:

– С Маринкой. Мы оба с Алексеем решили назвать дочку в честь вас Мариной… – И добавила задушевно: – Мы часто вспоминаем вас с Алексеем, очень, очень часто…

 

Пора ехать

Рассказ

 

Нянечка Кира Васильевна, все в больнице называли ее няня Кира, лежала в десятой палате. Это была сравнительно тихая палата, подальше от сестринского поста с беспрерывно звонившим телефоном, от телевизора, который начинал работать в холле уже с пяти часов, и койка была выбрана для няни Киры самая для нее удобная, возле окна.

За окном густо разрослись тополя, в ветвях неумолкаемый птичий щебет с раннего утра до вечера. Когда то, тому уже много лет, няня Кира вместе с другими сестрами и санитарками сажала вокруг корпуса тополя и клены.

Быстрый переход