-  Там пол плоский?

    -  Конечно.

    -  Вы нас впустите?

    -  А зачем? - наивно спросил юный пилот и тут же выпалил, - конечно! Да, местра оператор!

    Я самую малость приподняла уголки губ.

    -  Я боюсь, что потеряла форму за время отпуска, - сказала благожелательно. - Времени восстанавливаться уже нет. Поэтому мы с Малышом хотим потренироваться немного во время пути.

    Пилот с трепетным уважением скосил глаза на Малыша. Малыш склонил голову набок, чирикнул и повел хвостом из стороны в сторону. До чего же все-таки доброе существо. Аджи тоже не любил, когда человеческие самцы его боялись, но он таких презирал и использовал каждую возможность, чтобы еще подпугнуть. Я его даже лупила как-то за такие шалости. Мне было всего семнадцать лет. А разве захочет парень встречаться с девушкой, которая была свидетельницей его позора?

    И Малышу не нравится, что его боятся. Он хочет, чтобы не боялись. Когда он был маленьким, его все пугались и никто не любил. Ему надоело.

    Я шла по узкому коридору экраноплана, похожему на коридор старого космического корабля, и слушала размышления Малыша, пробиравшегося следом. Пацифистские размышления, прямо скажем, хотя в мозгу гигантского хищного псевдоящера пацифизм принимал оригинальные формы. Нукта думал, что хорошо убить и съесть, и хорошо убить, чтобы весело, но плохо, если убить непонятно почему. Не съесть. Не чтобы весело. Его хотели убить, когда он был маленьким. Не могли съесть. Очень его боялись. Но шли убить. А он убивал много и убегал. Потом опять убивал много. Непонятно зачем.

    «Они хотели защититься от тебя», - сказала я, прикладывая брелок ключа к замку на двери в грузовую полость.

    Убить, чтобы защититься? Надо убежать, чтобы защититься. Непонятно.

    «Ты же убивал их, чтобы защититься».

    Убегал, чтобы защитится. Убивал, чтобы весело. Плохо.

    «Так весело или плохо?»

    Весело. Но плохо. Хорошо, когда любят. Чтобы хорошая близко. Весело и хорошо. Не надо убивать.

    Я вошла и включила свет. В грузовом контейнере не требовалось много света, лампы горели тускло. По углам грудами тяжелого дыма лежала тьма. Сырой холод пробрал до костей. Ничего, сейчас согреюсь.

    Малыш стремительно обежал пространство. Упруго щелкнули когти, пружинистые суставы распрямились, нукта взвился в воздух и уцепился за какую-то перекладину на потолке. Я подняла глаза вслед ему. Интересно, зачем здесь перекладины? Крепления под висячий груз? Просто ребра упругости? Выглядят достаточно прочными. Малыш бегал по ним точно огромный черный паук. Временами я совсем теряла его из виду в сумраке и ощущала лишь телепатически.

    Это чудесное чувство. Чувство самой надежной защиты в мире. Как будто ты закована в чешуистую непробиваемую броню нукты, изнутри, точно пухом, выстланную его любовью.

    -  Эй, только без хвоста! - запоздало крикнула я, когда мой дракошка решил проверить стены полости на прочность. Царапина на металле все же осталась. Нукта певуче взвизгнул - мягкие стены…

    В железном брюхе машины что-то дрогнуло и завибрировало. Экраноплан медленно двинулся с места. И сейчас же гораздо ярче стал свет - от ходовой части, что ли, питание?

    Я позвала Малыша.

    По местному времени было пять тридцать утра. Хотя, наверное, уже пять сорок. Экраноплан стоял у причала со вчерашнего обеда, немногочисленные пассажиры, уезжавшие этим рейсом, спали прямо в нем. Меня не видел никто, кроме пилота.