На большом телещите над барной стойкой сменился сюжет.

    Все частные гиперы, - пассажирские рейсовые, принадлежащие крупным компаниям, и личные шхуны миллиардеров, - конфискованы в пользу Объединенного человечества. Конструкция позволяет вооружить судна, их в срочном порядке переоборудуют.

    Гипер опасен в атаке, потому что нельзя угадать, откуда он вынырнет. Один удачный выстрел погубит легкий - и фантастически дорогой - корабль. Я подумала, что это шаг отчаяния. Но все же удачный шаг.

    Это сделал местер Уильям.

    Военный консул.

    Сначала он отдал собственный корабль и воззвал к коллегам. Но коллеги не откликнулись. И тогда он забрал корабли силой.

    Совет на такое бы не решился.

    Во время войны нужна крепкая власть.

    Тут до меня дошло, что это уже не те новости, которые пришли вчера вечером. Как так?

    Я поймала взгляд соседа. Он так и так смотрел на меня неотрывно. Худой, очень пожилой мужчина с сандаловыми четками на запястье. На пальце обручальное кольцо, но супруги поблизости не видно.

    -  Извините, а когда получили этот сюжет?

    -  Только что, - неожиданно спокойно ответил старик. - Поэтому и смотрим.

    -  Но прошлые новости пришли только часов восемь назад, - удивилась я.

    -  Верно.

    Теперь галактические передачи давали не раз в земные сутки, а с интервалом в шесть часов. На все колонии новости шли по экономному военному каналу, но состоятельные колонисты в складчину оплачивали полный объем передачи для сопланетников. Не только на Терре-без-номера, везде.

    Потому что война.

    И люди собирались смотреть новости в холлах гостиниц и кафе, - видеть и слышать такое в одиночестве слишком страшно.

    -  А вы экстрим-оператор, насколько я понимаю? - уточнил он, закончив объяснение.

    Ну что они, своими глазами не видят?

    -  Последнее время работала ассистентом мастера в питомнике, - объяснила я. Почему-то старик с четками вызывал у меня безотчетное доверие. Особенно когда начал перебирать бусины: не быстро, как многие делают, пытаясь совладать с волнением, а задерживаясь на каждой. Да он и не похож на нервного человека. Неужели правда молится? Вот это да…

    -  Вы не боитесь?

    Я не сразу поняла его.

    -  Вы можете погибнуть, - уточнил старик.

    Я усмехнулась.

    -  Знаете, это вы можете сказать всем, кто здесь сидит.

    -  Конечно, - согласился он. Помолчал. - Неужели вы не боитесь погибнуть? Я боюсь.

    И это признание старика с четками подкупило меня.

    -  Боюсь, - сказала я. - Но знаете, я хотя бы могу что-то сделать. Когда ничего не можешь и только ждешь, пока что-то сделают другие, это гораздо противней.

    Рядом сидящие прислушивались к нам.

    -  Я не о том, - мягко сказал он. - Вы не боитесь того, что вас ждет за гранью?

    -  Какой гранью?

    -  Жизни и смерти.

    Я немного оторопела и потому молча выслушала продолжение его слов. Сухие узловатые пальцы старика застыли на самой крупной бусине, даже, пожалуй, деревянном диске с какой-то неразборчивой резьбой. Свесилась красная кисточка шнура.

    -  Люди совершают много дурных поступков, - сказал он чуть громче.