Он встал.

Мертвых любить легко.

Пора менять караул у тела покойного.

Прежде чем встретиться с матерью, Байрон спустился черной лестницей в кухню. Нила сидела у окна со скомканным платком в руках. Байрону показалось, что она резко - за полчаса-час - постарела.

Перед нею лежал конверт, надписанный дедовой рукой.

- Нила, ты прочла? Что с тобой?

- Как это странно бывает, Байрон, сынок... живешь, живешь - и вдруг все словно наизнанку выворачивается, все другим каким-то становится... Он мне всего несколько словечек с того света прислал, а я из-за этих словечек сызнова всю жизнь пережила... - Она потянулаь носом. - Чуть не рехнулась, дура старая. А и всего-то - милой назвал. Господи!

Она прижала платок к носу.

- Прощения просил?

- Просил. А за что мне его прощать? Что грешили, так вместе грешили. Вместе перед Богом и ответим. А остальное... Даже страшно сейчас стало, как подумала: я ведь всю жизнь думала, что я ему вроде отдушины. Потоптал меня и дальше побежал. К жене, детям, другим бабам, по делам... да мало ли! А он пишет: может, это странно, но если вдуматься, кого я крепче тебя любил? Никого. - Всхлипнула. - Я это его письмо в саван зашью, чтобы меня с ним и похоронили. - Закрыла лицо большими красными ладонями. - А я кого еще любила? Никого, кроме него.

Байрон налил в граненые стаканчики из пузатого кувшина, придвинул один к Нилиному локтю.

- Давай по маленькой, нянька. Ну, сделай одолжение, пожалуйста! Не чокаясь.

Глубоко вздохнув, Нила выпила самогон, приложила платок к губам.

- Видишь, Байрон, любовь разная бывает... бывает видная, а бывает и невидная, тайная - может, она-то и есть истинная... такая и была у нас с Андреем Григорьевичем... а казалось - пустяк... Это ему Бог указал такие слова написать перед смертью. Бог, не иначе. Сам-то, может, так и думал, да поди-ка дождись от него, когда скажет, что он там думал себе... Это Бог, Бог, Байрон!

- У него была не одна женщина - много, - сказал Байрон. - Но только ты - единственная. - Выпил. - Ему повезло, что ты у него такая была.

Она разгладила руками конверт.

- Неониллой назвал - с двумя "лэ". И еще пошутил: буду на том свете прежде тебя - непременно передам привет Терентию и всем чадам твоим. Не понимаю я... А ничего: живой человек и не такое наворачивает.

- Он не наворачивает, Нила. Тебя ведь крестили во имя мученицы Неониллы, которая пострадала вместе с мужем Терентием и семерыми чадами за исповедание христианства, а было это еще при императоре Дециме... давно было... Да я же тебе раза три, если не больше, рассказывал про это!

- Старая стала, забываю. - Она жалобно посмотрела на Байрона. - Дом вон какой большой, куда мне одной управиться - с уборкой, готовкой... Майя Михайловна наняла тут двоих, приходят по субботам, все пылесосят, полы натирают, белье в машине стирают... а я, получается, вроде и лишняя... Сготовишь обед - разве что Дианка поест, остальные на работе перекусывают. А собираются все за столом только по воскресеньям. И гостей не бывает.

- Сколько себя помню, у нас никогда гостей не было.

- А до того, как Ванечку посадили, каждое воскресенье, каждый праздник - полон дом гостей набивался. После того - как отрезало.

Байрон покрутил в руках стаканчик.

- Я вот до сорока лет дожил, а до сих пор не знаю, за что его...

- Девочку снасиловал и задушил до смерти.