|
Судно, на котором ехал Гамба, было захвачено и отведено в Патрас для опознания; другому, на котором находился Байрон, удалось проскользнуть к северу, и там, несмотря на преследование, оно смогло укрыться за скалами Драгоместри. Но преследование турок могло возобновиться, а у Байрона было с собой всего четыре человека, способных сражаться. Он отправил послов к полковнику Стэнхопу с просьбой помочь ему. «Я немного опасаюсь оставаться здесь, не столько из-за себя, сколько из-за одного греческого малого, потому что вы знаете, какова была бы его судьба. А я предпочел бы скорее искрошить его и себя в куски, чем отдаться в руки этим варварам». Греческий малый был юный Лука, которого Байрон привез с собой из Кефалинии.
В Драгоместри они прождали трое суток. Флетчер страдал от ужасного насморка. Байрон уступил ему единственный матрац, который был на судне. Возможно, из-за таких знаков внимания Флетчер и говорил: — Милорд, может быть, немного чудак, но у него такое доброе сердце. Байрон провел там 2 января — годовщину своей свадьбы, день, который был для него всегда днем размышлений. 4 января он прибыл в Миссолунги. Город Миссолунги стоит на берегу неглубокой лагуны, по которой могут ходить только небольшие плоскодонные суда. Гряда островов, из которых главный, Василиди, является крепостью, отделяет лагуну от моря. Утром 5 января Байрон надел превосходный красный мундир, занятый еще в Кефалинии у Дэффи, полковника 8-го полка, и в маленькой лодке отправился через лагуну в город. Он был встречен артиллерийскими залпами, ружейной пальбой и дикой музыкой. Толпа солдат и граждан была на площади, когда он вышел на берег. Полковник Стэнхоп и принц Маврокордатос встретили его у дверей дома. Гамба, чудом спасенный от патрасских турок, «едва удержался от слез» перед этой трогательной сценой. Миссолунги был рыбачий городок, расположенный ниже уровня моря. Громадные заросли камыша окружали его, а во время дождей и улицы превращались в болота. Осушить их не было никакой возможности, вода стояла вровень с домами. И все же в Миссолунги было какое-то странное, нечеловеческое очарование: наполовину затопленная морями, эта Атлантида, казалось, находилась вне мира. Одетые в овчину пастухи жили в хижрнах среди камышей, у подножия лиловых гор. Всюду пахло солью, рыбой, тиной. Дом лорда Байрона был довольно высоким зданием; там уже поселился полковник Стэнхоп. Из окон был прекрасный вид; за тусклым серебром зеркальной лагуны вставали черные гряды островов, над которыми виднелись свайные жилища; их тонкие сваи четко вырисовывались на небе. Вдалеке в хорошую погоду можно было разглядеть Кефалинию, где Байрон провел счастливое время. Флетчер, Тита, Лeгa Замбелли постарались придать приличный вид убогому жилищу Байрона. На стены повесили оружие, полку с книгами. В большом зале первого этажа поместили сулиотскую гвардию. В городе, в кофейнях Миссолунги, солдаты в вышитых куртках и беженцы проклинали друг друга. Надо было иметь немало воображения, чтобы вызвать в памяти Грецию Леонида. Байрон хладнокровно оценивал создавшееся положение. Его союзник Маврокордатос был честный человек, но не пользовался авторитетом среди своих отрядов. Город был набит сулиотами; изголодавшиеся, плохо оплачиваемые греческими властями, они представляли собой более непосредственную опасность, чем турки. Война за независимость их мало интересовала. Они всегда были наемниками. Они «вздыхали по Сули» и поглядывали на север, где иной раз над облаками были видны утесы их родины; Маврокордатос боялся их и умолял Байрона взять их на содержание. Все время ждали «корабля Арго», на котором лондонский комитет обещал прислать артиллерию и пиротехников. Необходимо было немедленно собрать отряд специалистов, чтобы по прибытии пушек они могли бы их обслуживать. Для этого Байрон ассигновал первую сумму в сто фунтов и пытался завербовать в отряд немцев и шведов. Он показывал себя примерным солдатом и ежедневно присутствовал на учении своей бригады среди болотистых равнин. |
