-  Садись, - сказал Ремедий своему гостю.

    Водрузил свечку в канделябр, где стояли еще четыре, запалил их тоже. Поискал в полутьме, чем-то грохнул. Булькнула жидкость, как в алхимическом тигеле. Наконец, перед Бальтазаром был поставлен второй кубок, с таким же красным вином.

    Бальтазар отпил и по-дурацки сдавленно хихикнул.

    Как вчера расстались, черт побери. Как будто не лежит между ними Раменсбург и все, что там случилось.

    -  Черт побери, Ремедий, - начал Фихтеле и тут же прикусил язык. Ничего умнее не придумал, как поминать нечистого в присутствии инквизитора.

    Ремедий сунул в рот остатки мяса, приложился к вину и, все еще жуя, потянулся к своей аркебузе.

    -  Не знал, что ты еще и механикус, - заметил Бальтазар еще более неуклюже.

    Ремедий не ответил, возился с замком.

    Чувствуя себя дураком, Фихтеле усерднее налег на вино.

    -  Зачем пришел? - спросил вдруг Ремедий.

    Бальтазар поперхнулся.

    -  Так, повидаться, - выдавил он наконец.

    -  А раньше почему не приходил? Там, в Раменсбурге?

    Глаз не поднимает от своей работы, спрашивает как бы между делом. Аккуратно, точно двигаются грубые руки Ремедия, крестьянина и солдата. Монашеская одежда на нем выглядит сущим недоразумением.

    -  Все не мог поверить, Ремедий, что это ты, - выпалил Бальтазар.

    -  Мог бы спросить, - спокойно сказал Ремедий.

    Бальтазар промычал что-то невнятное. Свечки трещали в тишине. Хорошенькая встреча двух бывших ландскнехтов, товарищей по оружию. Одному на все насрать, другого разбирает желание удрать куда глаза глядят.

    -  Проклятье, Ремедий, я боюсь тебя, - сказал Фихтеле, подавленный.

    Ремедий оперся подбородком о ладонь, уставился на него.

    Если бы Фихтеле, когда молол языком у солдатского костра, почаще взглядывал в сторону Гааза, он узнал бы этот взгляд - простодушный и испытующий. Как всякий крестьянин, Ремедий не доверял никому. И, как всякий крестьянин, все равно попадался на удочку.

    Но в те дни Фихтеле мало обращал внимания на Ремедия. Ему интересно было в компании Шалька, который и заразил бывшего хайдельбергского студента тем, что Эгберт называл «пороховой горячкой».

    -  Помнишь ту женщину, Рехильду Миллер? - неожиданно спросил Бальтазар.

    Ремедий кивнул.

    -  Красивая, - сказал он просто.

    Бальтазар покусал губы.

    -  Она, эта женщина… Хильда… была моей любовницей, - сказал Бальтазар. - Ну, недолго, но все же…

    -  Мы знаем, - сказал Ремедий.

    Бальтазар опешил.

    -  Почему тогда вы не арестовали меня?

    -  Не было смысла.

    -  Никогда не понимал нашего капеллана, - сказал Фихтеле и покачал головой.

    Ремедий пожал плечами.

    -  А кто тебя просит понимать его?

    -  Я видел, как Рехильда изгоняет болезни, - сказал Бальтазар. - Вы за это убили ее?

    -  Дар целительства - дар власти над людьми, - сказал Ремедий Гааз, явно повторяя не свои слова.