Если бы сейчас какой-нибудь злой шутник вздумал мне доказывать, что мингрельский язык — только выдумка филологов и лингвистов, — я был бы бессилен противопоставить этой шутке какой-нибудь фактический довод. Во всяком случае, лично я цели своей достиг. Последующий рассказ покажет, что даже в некотором смысле я шагнул дальше этой цели.
— Мингрельский! Здорово! — сказал он, узнав, над чем я работаю. — И вы думаете как-нибудь использовать его, этот ваш мингрельский язык? — прибавил он, выдавая тот практический дух, который все более становится характерным для французских университетских ученых.
— Когда я приступил к работе, с год назад, я совсем об этом не думал, — ответил я. — Но теперь, при том обороте, какой принимают события, я уже не скажу этого. Русские только что взяли Эрзерум. Скоро и Трапезунд будет в их руках. Предстоит пересмотреть всю политику на Черном море. И мой мингрельский язык больше уже не кажется мне смешным.
— Конечно, — сказал г-н Жермен Мартен, — конечно.
Он задумчиво поглаживал себе подбородок.
— Вы мобилизованы в Лионе? — спросил он.
— При четырнадцатой секции секретариата главного штаба, — скромно ответил я.
— Предпочитаете вы остаться здесь? Я хочу сказать: удерживает вас что-нибудь в Лионе?
— О абсолютно ничего! — вырвалось у меня, но я сейчас же об этом пожалел: в добрых близоруких глазах моего друга-библиотекаря я мог разглядеть оттенок укора.
— В таком случае, — продолжал г-н Жермен Мартен, — вам, может быть, было бы приятно получить перевод в Париж?
— В Париж!
— Господин Жерар трижды просил о переводе в Париж, — сказал мой друг-библиотекарь, — но каждый раз безуспешно. Ах, господин Жермен Мартен, если бы вы могли!
— Могу, — сказал профессор. — Может быть, вы слышали, господа, о Доме печати?
— Как же, — сказал библиотекарь.
— Дом печати недавно образован Министерством иностранных дел, чтобы сосредоточить в Париже все дело информации и пропаганды, имеющее целью убедить не участвующие в войне нации, что мы боремся за права и свободу народов.
— А они все еще не убедились в этом? — сказал я.
— Нет еще.
— В конце концов, тем лучше, если этой недостаточности убеждения я буду обязан возможностью переехать в Париж. Вы, в самом деле, полагаете, господин профессор, что у меня есть какие-нибудь шансы?
— Вы перестанете сомневаться, когда я объясню вам в общих чертах организацию этого учреждения, — сказал профессор. — Лично я принадлежу к службе дипломатических информации; эта часть носит такое название потому, что ей поручено собирать документы, могущие просветить тех, на ком лежит тяжкая обязанность направлять нашу внешнюю политику. Кроме агентов этой службы, которые изучают указанные документы, вроде, например, меня, занимающегося тут вопросами экономическими, имеются еще и такие, на обязанности которых лежит их перевод. Улавливаете?
— Начинаю.
— Дом этот организован всего две недели назад. Сами понимаете, у нас нет недостатка в переводчиках с наиболее распространенных языков, с английского, немецкого и т. д. Для русского языка у нас имеется господин Легра, профессор Дижонского словесного факультета. Но вот, что касается кавказских диалектов, в частности мингрельского, — право, я был бы весьма удивлен, если бы...
— И я также, — не мог я удержаться, чтобы не вставить.
— Очень рекомендую вам господина Жерара, — сказал мой друг-библиотекарь, — ему так нужно переехать в Париж. |