В нашем распоряжении будут лишь три соединенных наших голоса, когда понадобится говорить с победителем, встать между побежденными и обычными в таких случаях ужасами; я живейшим образом желаю, чтобы нам не пришлось этого увидеть, но мало на это надеюсь. Вы согласны, господа?
Увидав нас, она бросила своих случайных гостей и подбежала ко мне.
— Ах, сударь, сударь, вы принесли нам какие-нибудь новости о нем?
— О ком?
— О Дэни, господин, о Дэни!
— Я могу лишь сказать, — начал я, не желая обманывать несчастную женщину, — что вчера вечером он вышел со мной, и что...
— Я знаю, я знаю. Он сам мне рассказал, сегодня ночью в два часа, когда вернулся.
— Значит, вы видели его?
— Видела. Он был, точно сумасшедший. На нем были еще его форменные вещи, вы знаете. Потом он надел на себя все штатское. И опять ушел, ничего мне не сказав.
— Ах госпожа Хью, очень боюсь, не присоединился ли он к своим друзьям О’Догерти.
— То есть как это?
— Да, госпожа Хью, к своим друзьям О’Догерти, в революционной армии.
Она вскрикнула.
— Сыновья О’Догерти... И они тоже? Шинфейнеры? Она отворила маленькую дверь на двор.
— Майкл, слышишь, Майкл, что он говорит. Сыновья О’Догерти — шинфейнеры. И Дэни с ними.
Она бегала по комнате. Кончиком фартука стала машинально тереть медный подсвечник.
— Но их расстреляют, их расстреляют. Слышишь, Майкл, ты ведь вчера вечером сам желал, чтобы их расстреляли.
Со двора донесся стон. Старик Майкл рыдал.
— Господь да хранит вас, — сказал торжественно полковник Гарвей.
Два робких, коротких стука в потолок. Г-жа Хью бросила свой подсвечник.
— Теперь господин Дэвис! Я и забыла про него. Дэни носил ему чай. Где он теперь? Ах, милый, милый мой мальчик...
Она дрожащими руками ставила на поднос чашку слепого.
Не обращая внимания на всю эту суматоху, барон Идзуми уселся на низенький стул у камина, достал свою записную книжку, перо и стал писать.
Вдруг стены дома задрожали. Визг ребятишек на секунду затих, чтобы тотчас же возобновиться, — и он стал еще пронзительнее.
Барон Идзуми перестал писать.
— Тяжелая британская артиллерия, — сказал он.
Второй выстрел, казалось — еще сильнее первого. Все крики затихли. Был лишь слышен отчаянный лай собаки в соседнем доме.
— Конец, — проговорил полковник Гарвей.
Уже в третий раз за эти три дня сталкивался я с Ральфом во время моих поисков Антиопы в пылающем городе. И в третий раз встречал он меня все той же фразой.
— Я хочу говорить с графиней Кендалль, — сказал я резко, — и предупреждаю вас, вам не удастся помешать мне.
Он иронически поглядел на меня.
— Вы будете удовлетворены, — сказал он. — Но я все-таки позволю себе заметить вам, что обычно следует держать данное слово. Вы дали полковнику Гарвею слово не отделяться от них. Если бы вы сдержали это слово, вы уже были бы подле ее сиятельства.
— Как это?
— Так, как я имею честь вам сказать. Два часа назад мною был отправлен солдат в номер 172 Норс-Кинг-стрит. Он привел полковника Гарвея и барона Идзуми, и даже профессора Генриксена — его пришлось слегка подталкивать. Если вас он не застал с теми господами, не его в том вина. Тогда у меня явилась мысль, что вы, наверное, разыскиваете ее сиятельство в том месте, где видели прошлый вторник. По-видимому, догадка моя была справедлива. Но сегодня у нас суббота, господин профессор, и за эти три дня много произошло маленьких перемен. |