Изменить размер шрифта - +
Оно оказалось аббревиатурой от фамилий трёх русских физиков-теоретиков — Барташевича, Гликарина и Онегина — предложивших совершенно еретическую для своего времени концепцию строения мира. Согласно их теории, наша Вселенная представляла собою сферу, на поверхности которой располагались все материальные объекты — звёзды, планеты, галактики. Ввиду огромных размеров этой сферы и малой кривизны поверхности, в субъективном человеческом восприятии мир казался плоским и полностью оправдывавшим постулаты евклидовой геометрии. В трансгалактических же масштабах уже работали законы римановской геометрии; Вселенная наша в любой момент была одновременно и бесконечна в том смысле, что не имела начала и конца, но конечна в том отношении, что площадь и объём её были безусловно ограничены. Впрочем, все эти вещи стали очевидны много раньше, ещё до того, как Барташевич, Гликарин и Онегин вообще появились на белом свете. Этих же учёных заинтересовала природа того мира, который мог бы находиться вовне той самой сферы, которую мы традиционно воспринимаем как материальный мир.

Так родилась теория Бартаглиона — мира с особыми физическими свойствами, воротами в который являлись чёрные дыры, другими словами, сверхмассивные объекты, сконцентрированные в небольшом объёме. Согласно постулатам трёх физиков-теоретиков, вещество Бартаглиона могло бы напоминать вещество нашего мира времён так называемой «Планковской эры» эволюции Вселенной. Этот континуум должен обладать одним фундаментальным свойством, которого лишилась наша Вселенная в момент зарождения, а именно — отсутствием гравитационного, а также сильного, слабого и электрослабого видов взаимодействий. Строго говоря, Бартаглион должен напоминать вещество нашей Вселенной до момента «Большого взрыва» и в первые десятимиллиардные доли секунды с начала этого процесса, другими словами — до того, как появилось время. Ведь, как известно, появление понятия «время» и разделение вещества и антивещества произошло вовсе не одномоментно и отнюдь не сначала Большого взрыва, породившего нашу Вселенную.

Сколь я мог понять из весьма путаного рассказа деда Мазая-Банзая, Бартаглион должен был обладать свойствами совершенно необычными с точки зрения живущего в нашей Вселенной человека. Там не существовало атомов, а время было обратимо, другими словами, оно не имело однонаправленной заданности течения, характерной для нашего мира. В любой момент времени в мире Бартаглион можно было оказаться в любой его точке: пространственные перемещения не имели там протяжённости подобно тому, как в нашем мире не имела протяжённости во времени передача давления в идеальном газе.

Все рассуждения трёх физиков-теоретиков имели характер хотя и небезынтересный, но всё же весьма абстрактный, поскольку ни при каких условиях материальный объект нашего мира не мог попасть в Бартаглион: при попытке опуститься под гравитационный радиус чёрной дыры он неизбежно оказался бы разорван приливными силами. Сверхсветовой прыжок, осуществляемый при помощи хронотипического двигателя, являлся своеобразными «проколом» Бартаглиона. Тогда космический корабль из нашей Вселенной попадал в другую часть нашей же Вселенной как бы срезая кривизну пространственной сферы подобно тому, как хорда срезает дугу окружности; при этом остаться в Бартаглионе материальный объект нашего мира никак не мог.

В целом, теория субатомного мира, лежащего рядом с нами и при этом вне нашего времени и вне нашего восприятия, казалась интересной, но абсолютно абстрактной и лишённой практического смысла. С течением столетий изыскания трёх физиков-теоретиков оказались позабыты, подобно теории Лесажа о гравитационных частицах или предположению Хойла о существовании «поля отрицательного давления», а также же множеству других оригинальных идей. Во всяком случае ни я, ни прочие казаки, заканчивавшие учебные заведения на пороге тридцатого столетия, ничего о Бартаглионе уже не знали.

Быстрый переход