И почему только я вам об этом рассказываю?
– Мне интересно.
Она закрыла папку и водворила ее обратно на полку.
– Как вы думаете, миссис Квинт не захочет заказать еще ткани, чтобы заменить этот испорченный кусок?
Миссис Квинт разбилась, прыгнув с шестнадцатого этажа.
– Не знаю, – сказал я.
По дороге домой я свернул на обочину, чтобы позвонить Дэвису Татуму по телефону, который он мне дал, ему домой. Он был дома и, кажется, обрадовался моему звонку, желая узнать, что я нашел.
– Завтра, – сказал я, – я нанесу визит в «Топлайн фудс». Кто назвал вам имя Оуэна Йоркшира?
Он не понял:
– Простите, что вы сказали?
– Дэвис, – мягко произнес я, – вы хотите, чтобы я взглянул на Оуэна Йоркшира и компанию, но почему? Почему он?
– Я не могу вам сказать.
– Означает ли это, что вы обещали не говорить или что вы не знаете?
– Это означает... просто возьмите и посмотрите на него.
– Сэр Томас Улластон, который в прошлом году был главным распорядителем Жокейского клуба, рассказал Арчи Кирку об этом дельце с цепью, а Арчи Кирк рассказал вам. Так не от Арчи ли Кирка вы узнали имя Оуэна Йоркшира?
– Черт, – сказал он.
– Я люблю знать, во что впутываюсь.
После паузы Татум сказал:
– Оуэна Йоркшира дважды видели в приемной «Памп». Мы не знаем, что он там делал.
– Спасибо, – сказал я. – Этого довольно?
– Для начала. А еще – мой сотовый телефон теперь безопасен. Больше никаких утечек. До свидания.
Я приехал в Лондон, поставил машину в подземный гараж и пошел по аллее между высокими домами, которая вела на противоположную от моей квартиры сторону площади. Я шел тихо и в любом случае осторожно и остановился, увидев, что уличный фонарь прямо напротив моего окна не горит. Мальчишки иногда кидают в него камнями, чтобы разбить стекло. Обычно то, что фонарь не горит, не вызывает у меня дрожи в позвоночнике и не заставляет мою руку от плеча до кончиков пальцев вспоминать о Гордоне Квинте. Обычно я пересекаю площадь насвистывая, с намерением утром позвонить насчет того, чтобы фонарь починили. Но все было не как обычно. В центральном саду были закрыты оба входа – ворота с моей стороны и те, которые были возле моего дома. Стоя в тени, я нашел положенный жильцам дома ключ от садовых ворот, тихо перешел через дорогу и отпер ближние ворота. Ни шевеления. Я открыл ворота, проскользнул внутрь и закрыл их за собой. Ни звука. Я медленно двигался от одной тени до другой, наполовину освещенные ветви колыхались под ветерком, желтые листья парили, как привидения.
Возле дальних ворот я остановился и стал ждать. Там могло никого не быть. Я зря боялся. Свет на улице не горел.
Такое случалось много раз...
Я стоял, прижавшись спиной к дереву, пережидая, пока моя тревога не пройдет настолько, что я смогу отпереть вторые ворота и перейти через дорогу к своей входной двери. Городской шум доносился слабо. В тупике площади не проехала ни одна машина.
Я не могу стоять здесь всю ночь, подумал я... и тут увидел его.
Он сидел в машине, припаркованной в нескольких метрах. Это был, несомненно, Гордон Квинт. Его голова за лобовым стеклом повернулась. Он смотрел прямо вперед, ждал меня со стороны дороги или на тротуаре.
Я стоял неподвижно, как будто прирос к дереву. |