|
Но неприятности не становятся более приемлемыми оттого, что их признают действительными. Во всяком случае, Джошуа и другие очень благодарны — каждая рука, каждый глаз могут помочь нам. Пастырь и Охотница сделали доброе дело, пусть и без особого желания. — Он помолчал. — И ты тоже сделала доброе дело. Я хотел поблагодарить тебя за твою доброту к Саймону.
Она озадаченно посмотрела на него:
— Что ты хочешь сказать?
— Ты просила его присоединиться к войску канунов. Это много значило для него.
Ситки улыбнулась:
— Но это не было одолжением, возлюбленный мой. Это заслуженная честь. Таков выбор кануков — и не только мой, но и тех людей, которые пришли со мной.
Бинабик удивленно посмотрел на нее:
— Но они же его не знают!
— Некоторые знают. Среди этой сотни есть несколько человек, которые спускались с нами с Сиккихока. Ты, конечно, видел Сненека? Те, кто был у Сиккихока, рассказали остальным. Твой юный друг произвел сильное впечатление на наш народ, возлюбленный.
— Юный Саймон. — Бинабик некоторое время помолчал. — Странно так думать о нем, но я знаю, что ты права.
— Он очень вырос, твой друг, даже с тех пор, как мы расстались у озера. Ты, конечно, заметил это.
— Ты ведь не о росте говоришь? Он всегда был большим, даже для своего народа.
Ситки засмеялась и снова обняла его.
— Нет, конечно нет. Я только хочу сказать, что он теперь выглядит как человек, прошедший Тропой Возмужания.
— У низоземцев нет наших обычаев, любовь моя, но в некотором роде весь прошлый год был для него Тропой Возмужания. И я не думаю, что она уже пройдена до конца. — Бинабик покачал головой, потом осторожно взял ее за руку. — Но тем не менее я был несправедлив к нему, подумав, что ты позвала его по доброте. Он молод и быстро меняется. Я слишком близок к нему и потому, возможно, вижу не так ясно, как ты.
— Ты видишь яснее, чем любой из нас, Бинбиниквегабеник. Вот почему я люблю тебя — и вот еще почему никакая беда не должна коснуться тебя. Я не дала ни секунды покоя моим родителям, пока они не позволили мне быть рядом с тобой и привести к тебе отряд нашего народа.
— Ах, Ситки, — сказал он задумчиво. — В эти ужасные дни тысячи и тысячи самых стойких троллей не могли бы сохранить нас в безопасности — но то, что ты снова со мной, лучше миллиона копий.
— Снова лесть, — засмеялась она. — Но так прекрасно сказанная.
Рука об руку они шли сквозь снег.
Провизии было мало, но дров хватало. В Доме Расставания из бревен был сложен такой высокий костер, что потолок почернел от дыма. В другое время Саймон огорчился бы, видя такую грязь в священном месте ситхи, но сегодня ему казалось, что все правильно, — во времена, бедные надеждой, это был смелый и красивый жест. Он смотрел на круг людей у огня, когда ужин был закончен.
Большинство поселенцев побрели назад к своим спальням — палаткам и пещерам, устав после долгого дня и неожиданного праздника. Некоторые тролли тоже ушли проверить, как устроили их баранов, ибо что, спрашивали они себя, могут низоземцы знать о баранах? Другие отправились в постели — вниз, в пещеры, которые приготовили для них люди принца. Бинабик и Ситки сидели теперь за высоким столом принца и тихо переговаривались. Их лица были гораздо серьезнее, чем у прочих собравшихся, которые весело передавали по кругу бурдюки с драгоценным вином. Саймон на мгновение задумался, потом пошел к сидящим у огня. Леди Воршева оставила стол принца и направилась к двери. Герцогиня Гутрун сопровождала ее, бережно поддерживая, словно мать, приглядывающая за озорным ребенком, но, увидев Саймона, Воршева остановилась. |