Для меня было несомненно, что лейтенанту Францу известно о намерении господина де Лоране и Жана Келлера покинуть Бельцинген, и он жертвовал самолюбием ради того, чтобы помешать этому отъезду.

Оскорбление, нанесенное не только лично ему, но и семье де Лоране, совершенно вывело Жана из себя, так что я отчаивался хоть сколько-нибудь успокоить его.

– Наталис, – сказал он мне дрожавшим от негодования голосом, – я не уеду, не наказав этого грубияна. Я не уеду с таким пятном на совести! Это низко оскорблять меня в том, что для меня всего дороже! Я покажу ему, этому офицеру, что полуфранцуз (как он меня называет) не отступит перед немцем!

Я пробовал успокоить Жана, доказывая ему, какие могут быть последствия его встречи с лейтенантом. Если Жан его ранит, можно ожидать мести и больших неприятностей; а если лейтенант ранит Жана, то как же мы уедем?

Но Жан ничего не хотел слушать. В сущности, я прекрасно понимал его. Письмо лейтенанта переходило всякие границы. Нет, таких вещей не пишут! Ах, если бы я мог взять это дело в свои руки, вот было бы счастье! Встретиться с этим негодяем, вызвать его, драться с ним каким угодно оружием, драться до тех пор, пока один из нас не упадет на землю! И если упадет он, то я, право, плакать не буду!

Так как Жан был предупрежден о посещении товарищей лейтенанта, то, разумеется, должен был ожидать их.

Оба офицера явились около восьми часов вечера.

К счастью, госпожа Келлер была в это время у господина де Лоране; говорю «к счастью», так как лучше ей было не знать ничего о дуэли.

Сестра Ирма вышла из дому расплатиться с лавочниками, так что мы с Жаном были одни.

Два офицера, лейтенанты, вошли в комнату со свойственной им развязностью, нимало нас не удивившей. Они хотели доказать, что если благородный дворянин соглашается драться с простым коммерсантом… Но Жан сразу осадил их, коротко объявив, что он «к услугам господина Франца фон Граверта» и потому совершенно излишне прибавлять еще оскорбления к тем, которые были в письме.

После такого ответа офицеры принуждены были несколько посбавить спеси.

Один из них заметил, что необходимо сейчас же установить условия дуэли, так как время не терпит.

Жан отвечал, что заранее согласен на все условия, но только просит не мешать в это дело никаких посторонних имен, и выразил желание, чтобы все произошло возможно более тайно.

Против этого офицеры не возражали. Да им и нечего было возражать, так как, в конце концов, ведь Жан предоставлял им полную свободу действия относительно условий дуэли.

Было 30 июня. Поединок назначен на следующий день, в 9 часов утра, в лесочке на левой стороне дороги из Бельцингена в Магдебург. Вопрос о месте поединка был также решен без затруднений.

Противники должны были сражаться на саблях и прекратить дуэль только тогда, когда один из них не будет в состоянии драться.

Это условие также было принято. На все эти предложения Жан отвечал только наклоном головы.

Один из офицеров, снова принимая вызывающий тон, выразил надежду, что господин Жан Келлер будет на месте ровно в 9 часов…

На что Жан Келлер отвечал:

– Если господин Франц фон Граверт будет так же аккуратен как я, то в четверть десятого все может быть окончено.

После этого ответа офицеры встали и, довольно развязно поклонившись, вышли из дома.

– Вы знаете сабельные приемы? – спросил я Жана.

– Да, Наталис. Теперь займемся моими секундантами. Вы будете одним из них?

– Я к вашим услугам и горжусь этой честью. А что касается второго секунданта, то ведь найдется же у вас в Бельцингене какой-нибудь приятель, который не откажет вам в такой просьбе?

– Я предпочитаю обратиться к господину де Лоране; он, наверно, согласится.

– Разумеется, согласится!

– Но только необходимо, чтобы моя мать, Марта и Ирма ничего об этом не знали.