|
Одно из таких сражений было особенно жарким. Силы наших поработителей таяли, командиры невольничьего отряда погибли, бегущих добивали с боевых колесниц. Я сумел сплотить вокруг себя уцелевших рабов, и в битве произошел перелом. Торжествующий триумфатор отдал приказ уничтожить того, кто принес его войску победу. Ему не был нужен раб, способный вести солдат. — Он помолчал, вспоминая тот солнечный день в городе, слепленном из глины и камня. Сутулый мужчина лет тридцати торопливо прокричал приговор и тут же прикрылся красным плащом, словно затем, чтобы не видеть жутких ножей и крючьев. Но не орудия палачей привели его в ужас. Нет, он боялся собственного раба. — Он не знал, кто стоит перед ним, — медленно, словно во сне, произнес Сен-Жермен. — И потому избрал не тот способ казни.
— У него были причины бояться тебя, — рассудительно сказал Сгий Жел-ри. — И веские, если подумать, — кивнул Сен-Жермен, давно не удивляющийся тому, что ребенок может читать его мысли. — Он именовал себя владыкой земли и воды… и, кажется, даже неба, хотя все его царство мог в день пересечь не очень поспешливый конник. Мой отец правил землями вчетверо большими. — Он вздохнул. — Все это было и минуло. — Но ты ничего не забыл. — Нет. Снизу донеслись звуки молитвенных песнопений. Они становились все громче, словно бы раздвигая стены унылого помещения и уносясь к небесам. — Именно этого взлета тебе и недостает, когда ты лежишь с Бдеп-ипа? — заметил вдруг Сгий Жел-ри. Сен-Жермену пришлось напрячься, чтобы стряхнуть с себя оцепенелость. Вопрос долетел до него из кошмарного далека, и потому он ответил не сразу. — Взлета? Я уж и позабыл, что такое бывает. — Но ведь бывает? — мальчик умел быть настырным и гнул свое. — Да, — признал Сен-Жермен, вновь ощущая неловкость. — Существуют переживания… не телесного плана. Или не только телесного, — поправился он. — Когда они пробуждаются, я как бы заново обретаю себя. — А как же кровь? — Мальчик обхватил колени руками и подался вперед. — Кровь — часть меня. В ней — средоточие жизни. По крайней мере, для мне подобных существ. — Он встал со скамьи и вновь заходил по комнате. — Почему вас это заботит? Вы ведь еще дитя, Сгий Жел-ри. Я же помню строительство Вавилона. Как нам друг друга понять? Улыбка мальчика оставалась по-прежнему лучезарной. — Но я понимаю тебя, Сен-Жермен. Я чувствую то же, что ты. Юный наставник лам помолчал и спросил: — Будучи мальчиком, ты ведь разделял чувства своего… покровителя? Сен-Жермен замер на месте. — Кажется, да. — Произнеся это, он содрогнулся. Слабые отголоски упоительного восторга, пережитого им в раннем возрасте, на какую-то долю мгновения вновь охватили его. — Но этот восторг — он ведь не вызывался… любовным томлением? — не унимался Сгий Жел-ри. — Нет, такое приходит позже. Гораздо позже. — Через века, подумал он про себя. — Повзрослев, я пошел по простому пути. Я внушал людям страх, и это мне нравилось. |
