— Я ведь уже не слишком-то молода, — пробормотала она.

     — Я тоже не молод, — спокойно откликнулся Сен-Жермен. Понятия «старость» и «молодость» для него давно превратились в бессмыслицу. С тридцатью столетиями за плечами дополнительные лет двадцать, или там пятьдесят, уже не делали особой погоды.

     — Нет, но, мне кажется, вы моложе меня.

     «Это ужасно, — сказала она себе. — Продолжай в том же духе, и ты окончательно все разрушишь».

     Странная тень, промелькнувшая в его темных глазах, внезапно ее напугала.

     — Я… я несколько старше, чем это кажется. — Он сделал движение к ней. — Вас смущает мой возраст, Падмири? Или нечто иное?

     Ей вдруг, как девчонке, захотелось вскочить на ноги и убежать. Все шло замечательно, чего же она так боится?

     — Эти лампы и благовония… они ведь указывают, что вас ко мне тоже влечет. — Быстрым движением он поднялся на ноги и пошел через комнату к ней. — Позвольте, я сяду рядом.

     Падмири в ужасе вжалась в подушки. Умом она понимала, что никакой опасности нет. Стоит ей крикнуть, и Бхатин придет на помощь.

     — Вы, — выдохнула она, — вы забываетесь. — Голос ее прервался.

     — Одно ваше слово, и меня здесь не будет. — Инородец остановился. Он был уже рядом, но лампы висели низко, она не видела его глаз.

     Молчание затягивалось. Он отступил на шаг.

     — Итак, что вы решили?

     — Не знаю, — прошептала она.

     — Боюсь, я чего-то не понимаю. — Учтивый тон его лишь подчеркивал провальность всей ситуации. — Скажите мне прямо: я вам неприятен?

     — Нет, — произнесла она чуть громче, чем прежде. — Вы… вы нравитесь мне.

     Сен-Жермен постоял в раздумье.

     — Что с вами творится, Падмири?

     Она не ответила. Он сел на ковер.

     — Давайте попробуем вместе во всем разобраться.

     Она подняла к нему измученное сомнениями лицо.

     — Я порой и сама пытаюсь понять, что со мной, но… безуспешно. Все началось после смерти отца. Мою мать вместе с другими его женами возвели на погребальный костер и сожгли. Это было жутко, бессмысленно и нелепо. Умная, широко образованная, красивая женщина, изучавшая Веды и владевшая многими языками, весь свой короткий век жила в чьей-то воле и, подчиняясь обычаям, умерла. Я поклялась, что со мной такого не будет, и связала себя обетом безбрачия. Дядья мои пришли в ужас, но брат, как ни странно, не возражал. Потом он признался, что мой поступок во многом облегчил ему жизнь, положив конец соседским притязаниям на мою руку. По прошествии какого-то времени природа потребовала своего, и я завела любовника, чем сильно смутила брата. Он топал ногами и угрожал оскопить того, кто делил со мной ложе. Прошло еще какое-то время, и я оставила двор, сообразив, что становлюсь там обузой. Когда вспыхнул мятеж, мои родичи пытались уговорить меня встать на их сторону, но я отказалась. И теперь книги и музыка — это все, что у меня есть, но порой начинает казаться, что и этого мне слишком много.

     — Ах, Падмири! — Сен-Жермен протянул руку и коснулся ее волос.