Берег у входа в Рижский залив.

— Плыть на ночь глядя? — Рыбак с минуту задумчиво скребет ногтем краску на старом, баркасе. — Ну ладно...

Вчетвером толкаем баркас в сонную воду. Пыхтит мотор. На мокрых сваях и на крышах рыбных сараев, вобрав головы, спят чайки. Две или три спросонья летят за нами, но возвращаются. Море чистое. Звезды... Ага, вот он. Над горизонтом что-то сверкнуло. Еще минута — и мы уже не спускаем глаз с большого огня. Прерывистый свет. По этой условной азбуке любой капитан скажет: «Это маяк Колка». И корабль обойдет стороной каменистые мели.

Мы на баркасе могли бы идти прямым путем на огонь. Но кругом рыбацкие сети. Стоящий на носу парень угадывает в молочной дымке буи. Баркас петляет. Маяк у нас то справа, то слева. Но вот уже пытаемся причалить к острову. Почему-то около острова волны. Нас швыряет, как деревянную ложку. А маяк над нами! Огромная темная башня с ослепительным шаром огня. Нас увидали, кидают веревку...

Гулкие камни. Оказывается, остров-то сделан людьми. В прошлом веке частые катастрофы на каменных мелях заставили адмиралтейство обозначить опасное место. Много лет подряд корабли возили и в одну точку кидали камень. Зимою камень возили по льду на санях. И вот поднялся над морем каменный остров. Сюда привезли и землю, чтобы росла на острове хотя бы трава.

Три чистых домика. Огороженные стеной, они делают остров похожим на крепость. Посредине маяк — кованая металлическая башня высотой в два метра. Литая доска на башне: «Маяк Колка. 1884 год». И памятка для живущих на острове: «Помни, башня маяка — неповторимое монументальное сооружение. Оберегай всеми силами от разрушений». Этот наказ, видно по всему, неукоснительно соблюдается — ни соринки во дворе у домов, ни соринки на гулкой винтовой лестнице внутри башни. И ни с чем не сравнимая, сверкающая чистота башенного фонаря! Когда нет огня, кажется, глядишь в огромный кристалл горного хрусталя. На лампу, которая гаснет и зажигается в полуметре от твоей ладони, невозможно глядеть.

С башни на горизонте видно россыпь огней — идут корабли. Ни один из них не приблизится к маяку. Огромная лампа сигналит: тут мели, тут мели... Маяк обречен на постоянное одиночество. Только рыбак, если заблудится, может прийти на огонь, да еще птицы осенней ночью тянутся к свету и бьются о башню. Иногда приплывают полежать на теплых камнях тюлени.

— Вот там при тихой воде видно: лежит на дне затонувший неизвестно когда деревянный парусник...

Смотритель маяка Алексей Сопронюк ведет нас по острову.

— Это жилье. Это радиорубка. Тут — дизельные моторы. Светом на маяке управляет электронная установка. А при тумане бьем в этот колокол. Как живем?.. Несем службу, ловим угрей, занимаемся фотографией, читаем, зимой обкалываем лед, в конце недели ждем смену...

Дежурят на маяке трое. Каждые семь дней с берега приплывает новая тройка.

— Осенью шестьдесят третьего смену ждали четыре недели. Тридцать два дня штормило.

Остров сделался как сосулька. И мы на нем пленники. Съели все, что годилось в пищу. Уже готовы были сварить сапоги, когда наконец вертолет смог появиться над островом...

В полночь я попрощался с ребятами на маяке. А через день мы низко пролетали над Колкой. Попытались посадить вертолет, но на острове не нашлось даже пятачка свободного места. Мы покружились над маяком. Кинули ребятам записку и видели, как они взяли привязанный к гайке кусок картона. А когда мы поднялись выше, чтобы лететь на базу, на маяке вспыхнул огонь. Это был знак привела. Над морем бежали серые облака. И огонь на темной, подернутой рябью воде далеко было видно.

А недавно я получил письмо. «Видел ваши снимки по телевидению. Маяк Колка! В конце войны я был высажен с боевого корабля на остров с задачей: зажечь маяк и обеспечить прохождение кораблей.