— И правда, похожа. Давно её не видел. Да, я понял, о ком она говорит. Это правда очень плохие люди. Мы уезжаем!

— Амэ́ карада́са!7 — закричал баро караванщикам.

7 Мы уезжаем!

— Уходим на запасной маршрут, Дархан! — сказал он подошедшему старику-глойти. — Я знаю, что тебе тяжело, но так надо. Нас преследуют враги.

— Надо позаботиться об Аннушке! — сказала торопливо Василиса.

— Конечно, чаюри, обязательно! А что с ней случилось?

— Мне кажется, она перенапряглась, когда догоняла табор.

— Сейчас её отнесут в фургон к нашему лекарю, а машину зацепим на буксир.

Малкицадак быстро раздавал распоряжения по-цыгански, караван перестраивался, Аннушку вытащили из кабины, положили на носилки, куда-то понесли. Молодой цыган, подмигнув Василисе, запрыгнул в кабину «керогаза» и погнал его в хвост колонны, к тягачам. И только тогда она, наконец, решила, что сделала всё, что смогла. И побежала опрометью туда, где виднелся автобус дяди Фонзо и тёти Симзы. Туда, где её ждала мама.

* * *

Мама обняла её крепко-крепко.

— Моя ты умница, — сказала она и всхлипнула.

— Не плачь, мам, теперь всё будет хорошо!

— Я знаю. Лёшка мне уже натараторил всяких ужасов про ваши приключения. Я знала, что ты справишься, ты сильная девочка. И умная. Но я очень сильно волновалась. Малки мне объяснил, что повернуть караван невозможно, что вы остались в населённом срезе, что вы не пропадёте, что он передаст весточку другим цыганам, и вас доставят в лучшем виде. Но вы, я вижу, добрались сами.

— Да, мам. Я очень устала и проголодалась!

— Конечно, милая, Лёшка уже налопался и сразу уснул, хотя ему очень не помешало бы помыться.

— Мне тоже. Ничего, дождусь привала.

Караван тронулся, и вскоре ушёл на Дорогу. Вынырнул в срезе, где было пусто и красиво: давно заброшенная трасса, где молодые деревца взломали старый асфальт, привела их к пологому берегу реки, такой широкой, что другого берега не разглядеть.

— Нам надо переждать, — говорил Малкицадак, собрав старшин табора.

Сход был открытым, поэтому Василиса тоже пришла послушать, хотя ей куда больше хотелось плюхнуться в реку и наконец-то как следует помыться.

— Мы останемся тут до ночи и переночуем, — продолжал баро. — Пусть враги потеряют наш след. Разбивайте лагерь, готовьте еду и выставьте на всякий случай часовых. Но сначала ещё одно маленькое дело! Эй, иди сюда!

Малкицадак внезапно указал пальцем на Василису.

— Да, ты, чаюри! Иди, поднимись ко мне, яв дари́к, мэ тут манга́в!

Василиса, недоумевая, зачем она понадобилась баро, подошла к платформе трейлера, с которой вещал цыган. Он подал ей руку и буквально выдернул наверх, она и не ожидала, что старик такой сильный.

— Слушайте меня, рома́ дрома́, народ дороги! Вот амори́ ча́юри, лакэ́ пятнадцать бэрш! И эта юная красивая девушка не побоялась пройти много срезов, сражаясь и убегая, чтобы предупредить нас об опасности! Чтобы спасти наш табор! Со кира́са, рома́лэ?

— Мишто́ ака́на брэ, Малки! — крикнули из толпы. — Сам скажи!

— Я думаю, ромалэ, мы должны сказать, что она больше не га́джо для нашего табора! Она наша пхрэ́н, рома́ чая́лэ! Иди сюда, чай, поверни голову!

Василиса, растерянная и удивлённая, подошла ближе. Малкицадак взял её твёрдыми пальцами за подбородок, повернул голову, откинул волосы назад…

— Сейчас будет чуть-чуть больно, потерпи, чай! — шепнул он ей.

И воткнул что-то острое в мочку левого уха.

— Теперь ты тоже рома дрома, человек дороги, человек табора, человек Малкицадака! Покажи серьгу любому цыгану, и тебя покормят, напоят, уложат спать и, если надо, помогут.