– Ищи вашу Морозову! – бросил Афонин. – Они как о вечера ушли, так до сих пор нету…

Смоленский скрипнул зубами и отошел за крайние палатки.

– А мы от милиции удирали! – радостно сообщил кто-то из подошедших геодезистов. – Но он за нами даже и не погнался! Посвистел да палкой погрозил…

«Подожду, – зло думал Смоленский, усаживаясь на поваленную сосну. – С Евгенией поговорю, чтоб знала, кому мозги закручивает…» Но ждать пришлось недолго. Откуда-то сбоку на трассу вышел Вадим с деревянными часами под мышкой. Эти часы всегда раздражали Смоленского. Вадим притащил их из города вскоре после приезда на изыскания. Два дня ковырялся в механизме, исправил, вычистил мелом бронзовые завитушки и тяжелый литой маятник. Теперь носился с ними как дурак с писаной торбой – на трассу, на рыбалку… Завтра в армию идти, а все детство в башке!..

В трех шагах от отца Вадим поставил часы на землю, поправил и качнул маятник. Морозовой не было видно. Смоленскому же казалось, что они теперь будут ходить, взявшись за руки и прижимаясь плечами друг к другу. Так Вадим пришел с Леной в прошлую зиму, сразу после Нового года. Пришли, держась за руки, розовые от мороза, с вытянутыми, напряженными лицами. «Мы решили пожениться, отец, – бухнул Вадим и выступил чуть вперед, прикрывая плечом свою избранницу. – Это Лена, я тебе говорил о ней…» В тот раз он тоже не ночевал дома, гулял где-то всю ночь, а наутро явился с невестой…

Было от чего Смоленскому волноваться.

– Между прочим, твоя бригада уже работает, – хмуро заметил Смоленский, разглядывая испачканную землей одежду сына. Ползал он, что ли?..

– Я тоже работал, – с достоинством бросил Вадим. – Всю ночь не покладая рук. И, кстати, сегодня воскресенье. На трассе у Шарапова ни одного человека…

– Где Морозова? – спросил отец.

– Морозова? – деланно удивился Вадим. – Не знаю… Не видел. Это у тебя надо спросить, где ходят ночами твои подчиненные.

Он устало потянулся, протер кулаками красные от бессонницы глаза. «Может, зря я запаниковал? – вдруг подумал Смоленский. – Похоже, ничего у них и не было».

– Ладно, – примирительно сказал Вилор Петрович, – бери топор – и на трассу, нечего дурака валять.

От лагеря по трассе уже потянулись рубщики и геодезисты.

– Да, – спохватился Вилор Петрович, – чтобы я тебя не искал по всему Уралу, скажи точно, где ты будешь ночевать: здесь или в лагере.

– В Ленинграде, – заявил Вадим и сел. – Это уже вполне определенно.

Часы Вадима несколько секунд стучали размеренно и четко, но потом на трассе пронзительно затрещала мотопила и ударили топоры.

– Наработался? – усмехнулся отец. – Клюнул тебя петух жареный?

– Клюнул, – согласился Вадим. – И я его тоже клюнул.

– Зря только год потерял… – проворчал Смоленский. – Давай теперь за учебники. Через месяц на экзамены ехать. Я скажу Скляру, чтобы тебя реечником перевел, там времени побольше…

– Ты не понял, отец, – поморщился Вадим, – я уезжаю в Ленинград скоро, может быть, сегодня. А учебники можешь отдать Афонину, он поступать собирается, если не врет.

За спиной Смоленского с хрястом легло первое сваленное дерево, земля слегка дрогнула, чаще застучали топоры. И вдруг сквозь шум раздался звонкий голос Женьки Морозовой.

– Э-эй! Афоня! Ты что, ослеп?.. Я тебе влево показываю!

– Поеду в Ленинград, – облегченно вздохнув, повторил Вадим, – теперь со спокойной душой пойду в армию.