Я помотала головой. Две не прошенные слезы все-таки предательски скатились по щекам.

   - Эй.

   Я сглотнула и медленно повернула голову, чтобы посмотреть на него, полностью осознавая, что в моих глазах стояли слезы, и я не надеялась скрыть их, прекрасно осознавая, что в ту же секунду, как взгляну на него - заплачу.

   Так оно и случилось.

   Вот я смотрела в окно, а в следующую секунду уже ерзала на пассажирском сиденье, глядя в его теплые карие глаза, а потом четыре слезинки превратились в сотню, и я прошептала:

   - Почему у меня такое чувство, будто я тебя больше не увижу. - Я всхлипнула.

   Прежде чем я успела осознать, что он делает, Аарон расстегнул ремень безопасности и потянулся ко мне, его руки легли на мое лицо. Он сжал его в ладонях и прижался лбом к моему лбу. Его губы зависли в миллиметрах от моих, полные и розовые. А потом он произнес слова, которые полностью завладели моим разумом:

   - Это не прощание. Ты ведь это знаешь, не так ли? - его голос сорвался, почти оборвав мою жизнь.

   Но мне не выпало шанса ответить, потому что он это сделал за меня. Его голос срывался и звучал резче, чем обычно:

   - Ты же знаешь. Ты знаешь, что увидишь меня снова, - заявил он мне, себе, всем в мире.

   Сжав губы, я хотела сказать ему, что это не так. Что это было похоже на прощание навсегда, но, возможно, это была просто часть меня, которая не совсем понимала или принимала разлуку. Я могла это признать. Когда мой отец только вернулся в Калифорнию, я плакала каждый день в течение нескольких месяцев. Я уже свыклась с этой мыслью, но на это потребовалось время. Это было невозможно скрыть. И все же... это было именно так, но еще хуже, потому что я не знала, что случится с Аароном на военном поприще.

   Я хотела его всего без остатка. Это было эгоистично, но я ничего не могла с собой поделать.

   Он был нужен мне весь.

   Все еще прижимаясь лбом к моему, он поцеловал меня в одну щеку, потом в другую. Он коснулся моих губ своими, нежно-пренежно. Сначала один уголок, потом другой. Его руки были нежнее нежного. И он говорил в мою кожу, в сердце, в душу.

   - Я не хочу покидать тебя. Я хочу развернуть машину и забрать тебя с собой домой, а потом отвезти в Кентукки, и ты будешь там, пока я буду думать о своей жизни в следующем году. С тобой. - Он сглотнул и замолчал.

   Звук, который вырвался из меня, был чем-то средним между смехом и всхлипом, и я заметила улыбку, которая промелькнула на его лице.

   - Это совсем ненадолго. Ты ведь это знаешь, не так ли? - увещевал он меня. - Скажи, что ты это знаешь.

   Знала ли я это? Не нужно было долго копаться в душе, чтобы понять, что это так. Я знала, что он не хочет высаживать меня в аэропорту, чтобы я вернулась в то место, которое я почти всегда называла домом.

   Он провел большим пальцем по моей щеке. Его нос соприкасался с моим. Его голос был слабым, когда он прошептал:

   - Ты можешь навещать меня, когда захочешь, и ничего не говори о деньгах. Навещай меня каждый месяц. Каждую неделю. Каждую чертову неделю, - предложил он. - Это временно, понимаешь?

   Я закрыла глаза и кивнула, не смея произнести ни слова, потому что иначе они прозвучали бы как крики и мольбы взять меня с собой: пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста.

   - Я люблю тебя, Рубс, и знаю, что ты тоже любишь меня, - прошептал он. - Ты же сама говорила мне, что несколько тысяч миль - пустяк. Если рассматривать их в масштабе жизни, помнишь?

   Я чуть не развалилась на части. Я была сама на себя не похожа.

   - Да, - прохрипела я.