Не спеша подошла к пролётке, взялась за край. Яков Васильев протянул было руку, но Марья Васильевна отвела её и ловко, привычно взобралась в пролётку сама.
– Кто это на козлах-то - не разберу? Савватей, что ли? Ну, трогай, милый, с богом!
Рябой извозчик, улыбаясь во весь рот, хлестнул по лошадям, и первая пролётка рванула с места. За ней тронулись остальные. Илья сидел между Кузьмой и Митро, придерживал коленом футляр с чьей-то гитарой и старался не слишком вертеть головой. Не показывать же было, что он впервые едет в господском экипаже. Да ещё за двугривенный. На взгляд Ильи, вполне достаточно было бы дать извозчику гривенник, а ещё лучше - добраться всем хором пешком.
Но вскоре он перестал сожалеть о бесполезно затраченных деньгах. Пролётки вывернули с тёмной узкой Живодёрки на Малую Бронную, с грохотом промчались по ней, понеслись по переулку, второму, третьему и карьером вылетели на Тверскую. По глазам ударил свет голубых газовых фонарей, огни трактиров, сияющие двери рестораций. Копыта лошадей дробно застучали по каменной мостовой, рябой Савватей по-чертенячьи свистнул, завертел над головой кнутом, громоподобно рявкнул: "Поберегись, крещёные!" – лошади рванули во весь опор, и у Ильи захватило дух. В ушах пронзительно свистел ветер, что-то кричал, наклонившись и скаля зубы, Митро, где-то внизу звенели, выбивая искры из мостовой, подковы, впереди языком пламени билась на ветру шаль Насти. Вот она встала, повернулась, звонко прокричала что-то - Илья увидел её смеющиеся чёрные глаза, улыбку, выбившиеся из-под платка волосы. Сидящая рядом Стешка, выругавшись, дёрнула её за руку, и Настя с хохотом упала на скамью. А над Тверской, вслед за пролётками, в чёрном ледяном небе неслась белая луна.
Пролётки промчали мимо Кремля, вылетели в Замоскворечье, пересекли Пятницкую, чуть замедлили ход, сворачивая в переулок, и Илья наконец-то разобрал, что кричит Митро:
– Приехали уже, морэ! Вот в этом доме Баташев живёт!
Дома Илья не увидел. Впереди высился чёрный забор без единого просвета. Выскочивший из пролётки Кузьма бухнул кулаком в ворота, и Большая Полянка огласилась заливистым собачьим брехом. Затем послышался голос дворника:
– Чево надоть?
– Цыгане к ихнему степенству! Отпирай, Мирон! Да собак убери!
Медленно, со скрипом отворились тяжёлые ворота. Цыгане запрыгали из пролёток. Илья выскочил вслед за Митро и успел подглядеть, как тот церемонно, совсем по-господскому, подаёт руку Насте. А та, придерживая подол платья, чинно сошла на мостовую. Глядя на них, Илья засомневался:
нужно ли ему так же помочь Варьке или, не велика барониха, сама выскочит.
Но сестра уже махала ему с другой стороны тротуара:
– Илья, иди ко мне!
– Нет, он с нами пойдёт, - сказал Митро. Развернув Илью к себе, оглядел его с головы до ног, одёрнул на нём казакин, поправил какую-то складку и удовлетворённо заключил: - Форменный анператор - короны не хватает!
Яков Васильич, глянь на него!
Яков Васильев, о чём-то договаривающийся с извозчиками, нехотя обернулся:
– Угу… Анператор. Без подштанников. Смотри, рта не открывай без нужды.
Если гости чего спросят - "да" и "нет", больше ничего. "Ваше степенство" прибавлять не забудь. По сторонам не зевай. В хоре прямо стой, следи вот за ним (кивок на Митро). И, Христа ради, не чешись - весь хор опозоришь.
В глубине огромного двора стоял дом. К удивлению Ильи, в нём горели лишь четыре окна, остальные были темны. С крыльца махала горничная.
Яков Васильев в последний раз оглядел хор:
– Ну - с богом, ромалэ. Пошли.
Купеческий особняк встретил потёмками, скрипучими ступеньками, бесчисленными галереями, лестницами и коридорами. Илья сбился со счёта, сворачивая вместе с цыганами из одного перехода в другой. Ему было не по себе. |