– Спасибо, чяёри, - недовольно сказал Илья. - Думал - до ночи от него не избавлюсь.

Дашка улыбнулась, взяла пустое ведро и вышла на улицу вслед за мужем.

– Золото, а не девочка, - с нежностью сказала Варька, глядя ей вслед. – И в кого только?

– Да уж не в меня.

– Знамо дело. - Варька снова достала трубку, долго раскуривала её, придавив табак вынутым из печи угольком. Илья молча ждал, рассматривал на свет красное вино в стакане. Дашка всё не возвращалась. Со двора доносилось мокрое шлёпанье: Маргитка у колодца стирала бельё.

Варька наконец управилась с трубкой, затянулась, выпустила облако дыма.

Илья искоса, сердито взглянул на неё:

– Долго дымить будешь, паровоз-вагончики? Рассказала бы лучше, как наши.

– А что наши? - невнятно переспросила, не вынимая трубки изо рта, Варька. - Я в таборе с весны не была. Но, кажется, все живы-здоровы, только старая Стеха на Святках померла. Правда, и пора уже было, ей лет девяносто точно стукнуло. Сыво последнего сына женил и всех при себе держит, отделяться не даёт, добро жалеет. Смех и грех глядеть, как четыре невестки у одного костра толкутся да задами стукаются! Маша своего пьяницу похоронила, теперь весёлая бегает: отмучилась… Ванька Жареный из тюрьмы пришёл и в первый же день чуть жену не убил, еле цыгане развели: что-то ему про неё наболтали. Брат его дочь сосватал за каких-то ростовских, весной хотят свадьбу делать, а денег нету, даже занимать не у кого… Илья, что с тобой?

Он опустил глаза. Перевёл дыхание. Сквозь зубы спросил:

– Ты что, издеваешься надо мной? Что мне до таборных? Я их шесть лет не видал и видеть не хочу. Ты мне про детей моих расскажи. И… и про Настьку.

– А-а, вон ты чего… - Варька положила трубку рядом со стаканом на стол.

Долго молчала. Илья ждал, глядя на вино в своём стакане, и в глазах уже рябило от красного блеска.

– Ну, что тебе рассказать… Про то, что Гришка на Анютке женился, ты знаешь? Петька тоже жену взял, из трофимовских, всё-таки навязали тебе Стешку в родню… Красивая девочка, но бесталанная, в хоре только за красоту и держат, сидит посреди первого ряда богородицей… А месяц назад и Илюшка женился на Катьке Конаковой. Прелесть девчонка, и пляшет хорошо… Нет, ты меня не слушаешь, я вижу! Илья! Сам ведь просил рассказывать!

– Прости. Слушаю. - Илья отпил вина. И, так и не заставив себя поднять глаза, спросил:

– А что же… Настька?

– Настька? - Варька помолчала. - Настька замуж собирается. За князя Сбежнева. Если всё хорошо будет, осенью уж обвенчаются. Он её в Париж увозит.

Вот так, ошалело подумал Илья, сжимая внезапно заплясавший в пальцах стакан. Вот так. Не зная, куда деть задрожавшие руки, злясь на себя за это смятение, он всё же сумел усмехнуться:

– Что ж… Слава богу, быстро утешилась.

– Помолчи! - резко сказала Варька. - Что ты знаешь?

– А чего тут знать?! - рявкнул Илья, стукнув стаканом по столу. Он разбился вдребезги, на пол посыпались осколки, по столу растеклась гранатовая лужа, а сам Илья сдавленно выругался, порезав руку.

Варька молча смотрела в окно. Когда Илья перестал материться, спросила:

– Слушай, а ты чего ждал? Что она до конца дней своих по тебе убиваться будет? Много чести…

– Ничего я не ждал. Выходит замуж - и слава богу. Может, ещё детей ему нарожает. - Илья встал, прошёлся по комнате. Дрожь в руках не проходила, саднила порезанная ладонь. В висках стучало, как маятник: Настька… князь…

Настька… князь…

Да, конечно, прежнего не воротишь. И права Варька, не сохнуть же Настьке одной, она совсем не старая ещё, красивая, любой такую с радостью возьмёт, небось и не один князь в очереди стоит… Права Варька, и Настька права, хоть поживёт по-человечески.