«Нет, нет у меня железных людей», – тосковал Аспид после суровых лыжных рейдов по церковным тылам Архангельской и Вологодской областей. Более таких поездок не повторяли.

Аспид вызвал Федю и приказал ему срочно брать отпуск.

– Мы переносим срок поездки, едем в конце апреля.

Федя взял отпуск за свой счет. Набег приближался. Жена Феди презрительно молчала. Попахивало разводом. «Сбился, сбился с пути муж».

Действительно, теперь Федя, когда у него заводились лишние три рубля, старался выпить в их квартальном ресторане «Снежинка» сто пятьдесят граммов «Экстры» с соляночкой.

«Водочки маленько и соляночки – вот, собственно, генеральная идея каждого порядочного человека».

Самым для него мучительным было ощущать двойственность собственного существования. С одной стороны – неземное. Неземным он называл хождение на службу, сидение в библиотеке, диссертацию, жену, дочь. К этому он привык и не ощущал реальности их существования. «Сплошной электросон наяву».

С другой стороны – новое положение кладоискателя. Двойственность разломила его второй уголовной реальностью – связью с Аспидом и его делом.

«Была моя жизнь до него безвоздушна и эфемерна, а теперь появилась неприятная реальность. Черт знает что! – и для стыкования своих двух существований ему требовалось сто пятьдесят граммов „Экстры“ под соляночку. – Метафизика в двух ипостасях».

Жена плакала, запершись в комнате. Он обнял и поцеловал дочку, как перед уходом на фронт, посидел на стуле без шапки, для чего то перекрестился на пустой угол и отправился, взвалив на плечи рюкзачок, на «мокрое дело» – в набег за добычей прадедовских капиталов.

На Ниночкиной даче цвела «малина».

Шеф возлежал на втором этаже с хозяйкой, проверяя тренировку ее среднеспортивной мускулатуры. Он даже не спустился вниз «к людям», которые предавались унылым одиноким развлечением людей, живущих противообщественно.

Бледный Алекс с остекленевшими глазами играл на рояле что то заунывно несусветное.

Воронок в спортивном синем костюме в углу на тахте угрюмо и очень серьезно мял и тискал полную с очень довольным лицом девицу. На вошедшего Федю они даже не обратили внимания.

Джек, который отпер ему дверь, шепнув при этом:

– О делах – тс с с! – провел его в библиотеку покойного профессора, где за круглым, красного дерева ампирным столом в свете уютной японской лампы шла серьезная игра – восседало двое офеней – ковбоев домушников. Два развязных волосатых молодых человека с большими серебряными крестами на шее лихорадочно щелкали картами. На столе лежала средних размеров куча смятых трехрублевок, рублей и иных более мелких металлических денежных знаков.

Джек усадил Федю на большой старый продавленный диван, принес ему графин с водкой, в котором плавали лимонные корочки, пообещал, подморгнув:

– Девочки будут попозже, – и предложил располагаться как дома.

Аспид среди многих неписаных правил имел твердую установку: «Перед делом ребята должны погулять вволю, в машины надо грузить готовых людей с трясущимися руками, с бледными похмельными лицами. Дня через два после отбытия они в дороге войдут в норму и на месте будут работать с яростью и рвением».