– Люб тебе итальянец? Отпустить домой не хочешь?

Шимоня усмехнулся:

– Я за него пять коней и доспех новгородский отдал, да еще соболей два рундука. Дорогой раб.

Дионисий согласился, что цена за Джулиано уплачена изрядная и что раб он дорогой, не всякому по карману.

Пир был испорчен. Донна Мария по мордовски выговаривала Шимоне, что Джулиано не медведь и его сажать на цепь негоже, да и все равно завтра его спускать придется. При этом она внимательно осматривала черными беспокойными глазами статного сероглазого дионисиева сына Феодосия, что не понравилось Шимоне. Шимоня сердито удалился к себе в светелку, по дороге наподдав попавшееся под ноги креслице, украшенное резьбой из мамонтовой кости.

Дионисий приподнял кресло, погладил резьбу – из мамонтового зуба Джулиано вырезал полных нимф, укрывающихся в винограднике от фавнов и похожих телом на донну Марию.

Со дня после пира Дионисий стал работать в трапезной над бумагами. Циркулем и другими инструментами он все измерял: цветы, растения, скелеты зверей, кристаллы, камни.

Монахи шептались:

– Ведун. Не зря он все это делает – колдует.

Ученики и сыновья мастера терли камни, глины, готовили краски.

Грек Николай, ободренный похвалами, с успехом быстро писал праздники для иконостаса. Дионисий молча смотрел, как он работает. Иногда вмешиваясь тончайшей беличьей кисточкой, он поправлял контуры – делал их более плавными и удлинял некоторые фигуры.

Долго не удавалась Николаю фигура Сергия Радонежского – чудотворца, все получался он у него некротким, похожим на суровых неистовых греческих старцев со Святой Горы.

Дионисий показал Николаю папки, полные его рисунков. Тонким контуром были прорисованы все известные в России святые и сюжеты, причем многие группы фигур были заключены в геометрические контуры. Тут понял Николай, для чего все измеряет мастер: «Он и иконы, как крепостные стены, по Эвклиду строит».

Увидел грек Николай и то, о чем он давно слышал и что было принято только на Руси – небольшие двусторонние, написанные на грунтованном холсте маленькие дорожные иконки таблетки – образцы для работы.

– Для сыновей написал, – объяснял Дионисий. – Сам я без образцов по своей памяти и разумению пишу, – таблеток было много, штук сорок, сложены они были в особый деревянный ящичек, окованный медью.

Не менее, чем «таблетки», поразили Николая – любителя и ценителя эллинской премудрости – десять древних греческих и латинских книг, которые Дионисий достал ему из двух меховых торб вьюков. Среди этих книг была рукопись Цицерона «О славе», о существовании которой не знал Николай, проведший в молодости много времени в монастырских библиотеках Мореи, Мистры и Афона.

Дионисий усмехнулся:

– Хороши книжечки. Я из них все, что для меня надо, уже выписал, им место в княжеской или монастырской библиотеке, – положив руку на плечо Николая, Дионисий попросил: – О сиих книжечках расскажи, брат, отцу наместнику. Подарить я могу ему их за одну услугу, если он любезен будет. В дружине моей нет искусного резчика, а у него венецианец на цепи медвежьей сидит. За сии книги и Папа Рымский, и император Германский, и Великий князь Московский золота и соболей не пожалеют. А мне они ни к чему, я как птица небесная от имущества свободен быть должен. Кисти, краски, кони добрые, доспех прочный кованый и меч острый – все мое при мне. Сыновья у меня – мужики хозяйственные, я им ремесло в руки дал, а мне ничего не надо. Сии книги мне чернец один отказал в Новгороде.