Изменить размер шрифта - +
Я совершенно не понимал, что мне делать. – Держите ее крепче, ей не нравится, что ее держат над пропастью. Не бойтесь, вы ее не раздавите, – я последовал дельному в общем-то совету и прижал кулек к груди и только после этого решил посмотреть. Понять на кого было похоже это крохотное нахмуренное личико было невозможно. Время шло, а я продолжал стоять, жадно вглядываясь в крохотные черты, и тут ей похоже надоело, что я ничего не делаю и просто стою столбом, потому что она начала снова ворочаться и кряхтеть, и через минуту сумела вытащить крошечную ручку. Я осторожно поднял указательный палец и дотронулся до кулачка, на котором было видно маленькие ямочки. Ручка тут же раскрылась и цепко ухватила мой палец, а взгляд младенца встретился с моим. И вот тогда я понял, что означает понятие любовь. Совершенно иррациональное, необъяснимое, но, тем не менее, безумно огромное, включающее в себя весь мир. Любовь отца к своему ребенку. И осознание, что все, чего я добился, все, что я делал здесь, нередко рвя жилы, я делал для нее и для ее младшего брата.

– Вы можете войти, государь, – я перевел взгляд на Лерхе. Вот почему я так разволновался – потому что не увидел его в будуаре, и решил, что в спальне понадобилась помощь. Она, скорее всего и понадобилась, но в плане уборки, переодевании Филиппы и моего сына, смены постели и бог знает, чего еще.

Я вошел, неся дочь на руках. Филиппа полусидела на огромной кровати, с таким же кульком на руках, что был и у меня. Несмотря на то, что ее явно вымыли, переодели и расчесали, выглядела она утомленной. Да и к тому же дети явно проявляли беспокойство. Я сел со своей драгоценной ношей рядом с женой, слегка касаясь плечом ее плеча, и поглядывая на нее и на сына.

– Они голодны, – безапелляционно произнес Кондоиди. – Если ваши величества позволят, я передам их высочеств кормилицам, – все правильно, знатные дамы не выкармливали своих детей. Да и Филиппе не хватит молока на двоих.

– Тщательно следи за тем, что они едят, – я пристально посмотрел на него. – Дети еще слишком малы, чтобы жирные колбасы с брагой употреблять.

– Да, государь, я прослежу, – он поклонился. – Вы правы, то, что ест кормилица, то ест и дитя, – и он выскочил из спальни, явно направляясь в смежную комнату, которая в ближайший месяц будет детской. На этом настояла сама Филиппа, которая не хотела терять детей из вида ни на секунду. Эту комнату приготовили уже давно, да и кормилиц Филиппа присмотрела среди прислуги заранее. У меня из рук дочь забрала все та же Анжелика, а когда она вернулась за наследником, то я, прежде чем передать его ей, долго держал сына в руках, пока он не скривил личико и не захныкал.

– Ваше императорское величество, его высочество голоден, – напомнила мне акушерка и я весьма неохотно передал его ей.

– Спасибо тебе, родная, – наклонившись, я поцеловал Филиппу в влажный от пота лоб.

– У меня грудь болит, – внезапно пожаловалась она, поднося руку к перевязанной очень туго груди, чтобы остановить выработку молока.

– Это скоро пройдет, – я еще раз ее поцеловал в лоб и поднялся с кровати.

– Как мы назовем их? – я на секунду задумался, а затем решительно произнес. – Я долго думал над этим вопросом и решил, что будет лучше назвать их в честь по-настоящему сильных личностей. Русью правило немало правителей и некоторые из них изменяли историю в прямом смысле этого слова. Некоторых из них звали одинаково. Я предлагаю назвать их именами тех правителей, среди которых я не встречал слабых личностей: сына – Владимир, дочь – Ольга.

– Красивые имена, мне нравятся, – Филиппа улыбнулась.

– Я должен оповестить всех, кто уже нюхательные соли нюхает от волнения, и я не о дамах сейчас говорю, потому что точно видел, как Ягужинский отбирал у жены флакон, – Филиппа прижала руку ко рту и улыбнулась, – что у нас родился цесаревич Владимир и великая княжна Ольга.

Быстрый переход