Изменить размер шрифта - +
Он не извинялся, лишь губами собирал слезинки со щек, которые все-таки пробились, хотя Варя приказывала себе не плакать. Она с полминуты стояла безучастно, а потом сама обхватила Шереметьева за шею.

– Да как у тебя язык только повернулся такое сказать, словно отказываешься от меня, – прошептала она ему прямо в губы. – Да ежели бы кто-то нужен мне был, разве же я бы ждала тебя, хоть многие уже и похоронить успели?

– Я… Господи, Варя, – он уткнулся лбом ей в плечо. – Я распоряжусь, чтобы со свадьбой не тянуть. Ежели не против ты.

– Не против. Я тебя больше никуда одного не отпущу, – она все-таки всхлипнула, впервые почувствовав облегчение после всех этих дней, заполненных беспробудной тоской.

– Да я и не смогу никуда убежать, – он хмыкнул. – Государь так вообще сказал, что так даже лучше. Зато сейчас я постоянно под приглядом буду, а дел он мне найдет, еще взвою от такой радости, как императорское благословление.

– Ну и слава Богу, – с чувством произнесла Варя, почувствовав наконец-то в полной мере, что он жив и что он с ней и никуда от нее не денется.

 

* * *

Сегодня у меня весьма удачный день. Удачный настолько, что я решил дать в ближайшее время бал. Как только с казаками разберусь. Но с ними я долго валандаться не собираюсь. Пора раз и навсегда с этой вольницей кончать. И я даже знаю, куда они поедут. Пиратов из Тихого океана выкуривать. Со всех островов, кои Российской империи сейчас принадлежат. Народец у них хороший прирост дал, согласно переписи, коя еще раз среди казачков проведена была. Как раз хватит для того, чтобы поселения заложить. Как и на территории Калифорнии. Хватит. Терпение у меня закончилось окончательно, когда пришлось практически уничтожить Черкасск, чтобы выкурить из него главарей бунта. Когда я узнал об этом, то даже думать не мог от сжигающей меня напалмом ярости. Появилось стойкое желание собрать всех выживших казаков и не разбирая на правых и виноватых пустить под топор. Потом, слегка одумавшись, едва не издал приказ всех скопом отослать в Сибирь, но меня отговорили. Весь Кабинет министров отговаривал, настаивая на том, что провинившийся и устроивший междоусобную резню молодняк действительно достоин лишь без суда и следствия отправиться в Сибирь, снег убирать. А вот остальные, вроде бы ни при чем. Я возражал, заявляя, что еще как при чем. Это они так молодежь воспитали, что те на кривую дорожку подались, потому как дети их не в капусте народились и не крапивой в огородах выросли, так что доля вины ложится на родителей без каких-либо оговорок.

Пободались мы тогда знатно, но пришли к определенному компромиссу, который устроил всех нас. На мое благостное расположение духа повлияли также новости, пришедшие с полей. И главная из них, по моему мнению, была та, что Иван Долгорукий и Петр Шереметьев выжили в той мясорубке и даже, почитай, не пострадали. Точнее, пострадал и довольно сильно Петька. Ногу ему удалось спасти, но вот всякую подвижность она потеряла навсегда. Ничего, невелика беда, главное, живой, чертяка. Я ему даже подарок велел изготовить. Модную в это время трость, со спрятанным внутри клинком.

Другая весьма радостная для меня новость заключалась в том, что моим войскам удалось захватить Крым. Там вообще анекдотическая история приключилась: Ласси как мог спешил к Перекопу, где конкретно так окопался Барятинский. Решив «срезать», Ласси за каким-то хреном свернул на европейскую территорию, не подконтрольную Российской империи, и с которой договора о проходе русских войск, естественно, не было. Вот только сейчас там творился такой бардак, что, похоже, в этих странах вообще запутались, кто может проходить по их территориям, а кто такого права не имеет. Борьба дяди с племянником вышла на новый уровень и уже грозила захватить всю Османскую империю.

Быстрый переход