Он даже взял в аренду садовый участок, припомнил Смайли, рядом с запасными железнодорожными путями. Миссис Мэтьюз настояла на том, чтобы Смайли поехал с ней в ее ухоженном автомобиле «моррис» посмотреть на него. Это было в тот день, когда он сообщил ей печальную новость. Участок был такой же, как и все остальные, и там царил такой же беспорядок: росли непременные розы, хранились заготовленные на зиму овощи, которые никогда не использовались, а сарайчик для садового инвентаря был забит шлангами и коробочками из‑под семян.
Миссис Мэтьюз была вдовой, мягкой и уступчивой, но умеющей справляться с жизненными невзгодами.
– Е д и н с т в е н н о е, что я хочу знать, – сказала она тогда, прочитав сумму на чеке, – е д и н с т в е н н о е, что я хочу знать наверняка, господин Стандфаст: он д е й с т в и т е л ь н о умер или просто вернулся к своей жене?
– Он действительно умер, – заверил ее Смайли, и она ему поверила, и была очень благодарна. Он не стал добавлять, что жена Босса окончила свой земной путь одиннадцать лет назад и до самого своего конца не сомневалась, что ее муж чем‑то там занимается в Управлении угольной промышленности.
Приходилось ли Карле придумывать, как убедить в необходимости чего‑нибудь членов какого‑нибудь комитета? Приходилось ли ему участвовать в хитроумных заговорах, обманывать глупых, льстить умным, узнавать себя в кривых зеркалах типа Питера Уэрдингтона – и все это ради того, чтобы сделать свое дело?
Он взглянул на часы, потом на Фона. Телефон‑автомат висел рядом с туалетом. Но когда Смайли попросил хозяина кафе разменять деньги, чтобы позвонить, тот отказал на том основании, что очень занят.
– Эй ты, ублюдок, кончай выкобеннваться, дай ему монеты! – прикрикнул шофер‑дальнобойщик, с головы до ног одетый в кожу.
Хозяин беспрекословно повиновался.
– Как все прошло? – спросил Гиллем, ответивший по прямому городскому аппарату.
– Очень хорошая информация о прошлом, – ответил Смайли.
– Гип‑гип ура, – отозвался Гиллем.
Еще одним обвинением, которое впоследствии выдвигали против Смайли, было то, что он тратил свое драгоценное время на второстепенные дела, вместо того чтобы поручить их кому‑нибудь из подчиненных.
На северной окраине Лондона, рядом с площадкой для гольфа «Таун энд Кантри» (Город и деревня ( а н г л.)), находятся жилые дома, которые похожи на палубные надстройки постоянно тонущих кораблей. Они стоят на дальнем краю продолговатых лужаек, где цветы почему‑то никогда по‑настоящему не цветут, мужья по утрам, примерно в восемь тридцать, садятся в спасательные шлюпки и в спешке уплывают, а женщины и дети проводят день на плаву, пока не возвратятся мужчины – слишком усталые, чтобы еще куда‑нибудь плыть. Эти дома были построены в тридцатые годы, с тех пор они так и остались грязно‑белыми. Их прямоугольные окна со стальными переплетами выходят прямо на площадку для гольфа, покрытую сочной зеленой травой, которая время от времени колышется от ветра, и женщины с козырьками, защищающими глаза от солнца, в будние дни бродят здесь, словно заблудшие души. – Один такой дом называется «Аркади Мэншэнс», и семья Пеллинг живет в квартире семь, из окон которой виден краешек площадки около девятой лунки. Когда буковые деревья вокруг покрываются листвой, площадку не видно.
Смайли позвонил, он не услышал внутри ничего, кроме тоненького потренькивания электрического звонка: ни звука шагов, ни лая собаки, ни музыки. Дверь открылась, и мужской надтреснутый голос вопросительно сказал из темноты:
– Да?
На самом деле голос принадлежал сутулой женщине высокого роста. В руке она держала сигарету.
– Меня зовут Оутс, – сказал Смайли, протягивая большую зеленую визитную карточку. Другая легенда, другое имя. |