За бурным коричневым потоком Джерри увидел два «Д‑28», рыщущих, что бы разбомбить. Раздался громкий взрыв, и в небо взвился темный столб, похожий на дым жертвенного костра.

– А чем занимаются здешние китайцы? – спросил Джерри. – В Гонконге об этом месте никто не слышал.

– Китайцы контролируют восемьдесят процентов нашей торговли, включая авиакомпании. И старые, и новоиспеченные. Камбоджийцы ленивы, слышишь, дуреха? Они снимают сливки с американской помощи и рады этому. Китайцы не такие. О нет, сэр. Китайцы любят работать, любят, чтобы деньги были в обороте. Они регулируют наш денежный рынок, транспортную монополию, скорость инфляции, всю экономику нашей отрезанной от мира страны. Война превращается в принадлежащее Гонконгу дочернее предприятие. Слушай, Уэстерби, ты еще живешь с той женой, о которой мне рассказывал, ну с той хорошенькой, с вот такими глазами?

– Наши пути разошлись, – откликнулся Джерри.

– Плохо, брат, она, по твоим рассказам, была штучка что надо. У него была чудесная жена, – сказал Келлер.

– А ты? – спросил Джерри.

Келлер покачал головой и улыбнулся девушке.

– Не возражаешь, дуреха, если я закурю? – доверительно спросил он.

В сросшейся лапе Келлера была щелка, проделанная словно специально для того, чтобы держать сигарету. Ее края потемнели от никотина. Здоровую руку Келлер положил обратно на девичье колено.

Дорога превратилась в проселок, там, где проехала автоколонна, остались глубокие борозды. Впереди кроны деревьев сходились, образуя короткий туннель. Они въехали в него, и в тот же миг справа раздался грохот орудийных залпов; деревья согнулись дугой, словно под напором тайфуна.

– З д о р о в о, – завопила девушка. – Можно немного притормозить? – Она дернула ремень, на котором висел фотоаппарат.

– Будьте моим гостем. Артиллерия средних калибров, – рекомендовал Келлер. – Наша, – добавил он, словно отпуская удачную шутку.

Девушка опустила окно и сняла несколько кадров. Огонь не умолкал, деревья клонились к земле, но крестьяне на рисовом поле даже не повернули головы. Когда все стихло, грохот сменился тихим, словно эхо, звоном колокольчиков на шеях буйволов. Они поехали дальше. На ближнем берегу реки двое мальчишек по очереди катались на велосипеде. В воде стайка ребятишек, блестя смуглой кожей, барахталась и ныряла с автомобильной камеры. Девушка сфотографировала и их.

– Уэстерби, ты еще не забыл французский? Мы с Уэстерби когда‑то вместе работали в Конго, – пояснил он.

– Я слышала, – понимающе ответила девушка.

– Англичане, дуреха, получают хорошее образование, – объяснил Келлер. Джерри не помнил, чтобы он был так словоохотлив. – Их не просто обучают, их в с к а р м л и в а ю т. Правильно, Уэстерби? Особенно лордов, да? Уэстерби у нас в некотором роде лорд.

– Да уж таковы мы, приятель. Ходим в школярах, пока не станем мужчинами. Не то что вы, голь перекатная.

– Тогда ты будешь разговаривать с шофером, ладно? Нам нужно дать ему кое‑какие указания, а ты переведешь. Он еще не успел выучить английский. Ехать налево.

– A gauche, – сказал Уэстерби.

Шофер – еще юноша – уже успел приобрести скучающий вид, свойственный всем гидам.

В зеркале Джерри заметил, что обгоревшая рука Келлера, державшая сигарету, подрагивает. Интересно, давно ли это у него, подумал он. Они проехали пару деревень. Было очень тихо. Он вспомнил Лиззи и отметины от когтей у нее на подбородке. Ему до смерти хотелось сделать с ней что‑нибудь самое обыденное, например, прогуляться по английским полям. Кро говорил, что она – дурно воспитанная девчонка из предместья.