– На всю ночь, – сказал Джерри.

– Разумеется, – откликнулась она.

Они поднялись вслед за ней по лестнице и попали в небольшой коридор. В открытых дверях виднелись зеркала и шелковые покрывала, горел неяркий свет. Джерри выбрал комнату с наименее двусмысленной обстановкой, отказался от предложения для ровного счета привести вторую девочку, уплатил хозяйке и заказал бутылку «Реми Мартен». Лиззи вошла за ним, бросила сумочку на кровать и, не успел он закрыть дверь, разразилась нервным смехом, радуясь, что все так удачно кончилось.

– Лиззи Уэрдингтон, – заявила она, – они говорили, что ты, наглая шлюха, кончишь свои дни именно в таком месте, и черт меня побери, если они не правы!

Джерри со стаканом бренди в руке лег в шезлонг, скрестив ноги, и уставился в потолок, Лиззи улеглась на кровать. Оба молчали. В доме было очень тихо. Время от времени из комнаты этажом выше доносился вскрик наслаждения или приглушенный смех, один раз послышалось недовольное восклицание. Она подошла к окну и выглянула.

– Что там видно? – спросил он.

– Гнусная кирпичная стена, тридцать кошек, гора пустых бутылок.

– Туман есть?

– Густой, как молоко.

Она прошла в ванную, ощупью пошарила там и вышла.

– Малышка, – тихо сказал Джерри. Внезапно встревожившись, она застыла на месте.

– Находишься ли ты в здравом уме и трезвой памяти?

– Почему ты спрашиваешь?

– Я хочу, чтобы ты повторила мне все, о чем рассказывала им. После этого ты расскажешь мне, о чем они тебя спрашивали, независимо от того, отвечала ты им или нет. А после этого мы попытаемся проделать одну штуку, которая называется анализом произошедших событий, и вычислим, какое место в мироздании занимают эти негодяи.

– То есть сыграем весь матч заново, – сказала она, помолчав.

– Какой матч?

– Не знаю. Но все это однажды уже было.

– Так что же было?

– Что было, то было, – устало сказала она. – И скоро произойдет вновь.

Нельсон

Время приближалось к часу ночи. Приняв ванну, она вышла из ванной комнаты босиком в белом халате и с полотенцем на голове, поэтому пропорции ее фигуры внезапно оказались нарушенными.

– Они дошли даже до того, что протянули поперек уборной бумажные полоски, – сказала она. – И упаковали стаканчики для полоскания рта в целлофановые пакетики.

Лиззи задремала на кровати, он – на диване. Она произнесла: «Я бы хотела, но это не поможет», и он ответил, что после такого удара, каким его наградил Фон, либидо заметно снижается. Она рассказала ему о своем муже, школьном учителе – она называла его «подонок Уэрдингтон», – о том, как она единственный раз в жизни попыталась вести себя порядочно, о ребенке, которого родила ему чисто из вежливости. Расказала о своих кошмарных родителях, о Рикардо – каким он оказался подлецом, как она его любила, как одна девчонка из бара «Констеллейшн» посоветовала отравить его соком ракитника, и однажды, после того как он избил ее до полусмерти, она насыпала ему в кофе изрядную дозу. Но, должно быть, ей подсунули какую‑то дрянь, сказала она, потому что Рикардо всего лишь проболел несколько дней, а «хуже здорового Рикардо может быть только Рикардо, лежащий на смертном одре». В другой раз она улучила момент, когда он был в ванной, и вонзила в него нож, но он всего лишь заклеил ранку пластырем и отметелил ее снова.

Она рассказала, как они с Чарли Маршаллом после мнимого исчезновения Рикардо отказались поверить в его смерть и повели кампанию «Рикардо жив!», как они это называли, и как Чарли Маршалл изводил своего старика, в точности так, как он сам живописал это перед Джерри.