III

Мистера К. осторожно перетащили на диван, религиозная книжонка касалась его уха. «Бог в свете свечей ожидает вас дома». С красной полоской на переносице от дужки очков К. казался удивительно жалким.

— Его врач считал, что он протянет еще полгода, не больше. И он очень боялся смерти… внезапной… во время урока энтернационо. Они платили ему два шиллинга в час.

— Что будем делать?

— Это ведь всего лишь несчастный случай.

— Он умер, потому что вы стреляли в него, — они могут рассматривать это, как убийство.

— Убийство? С юридической точки зрения?

— Да.

— Это уже второе подозрение — не много ли? Мне бы хотелось, чтобы для разнообразия меня обвинили в настоящем, злодейском, заранее обдуманном убийстве.

— Вы всегда шутите, когда дело касается вас, — сказала она.

— Разве? Как-то не заметил…

Она снова рассердилась. Когда она сердилась, она походила на ребенка, который стучит по полу ногами в бессильном гневе против здравого смысла и авторитета взрослых. В такие моменты он чувствовал к ней безмерную нежность — она и вправду годилась ему в дочери. Она не требовала от него страстной любви.

— Не стойте так, как будто ничего не случилось, — сказала она, — что мы будем делать с ним, с этим?..

Он сказал кротко:

— Я как раз об этом и думал. Сегодня — суббота. Женщина, которой принадлежит эта квартира, оставила записку: «Молока не надо до понедельника». Следовательно, она вернется не раньше завтрашнего вечера. В моем распоряжении двадцать четыре часа. Смогу я попасть на шахты к утру, если сейчас же отправлюсь на вокзал?

— Вас схватят на станции. Вас уже разыскивают. Кроме того, — она говорила с раздражением, — это пустая трата времени. Я говорю вам, что не заметила у них боевого духа. Они просто существуют. Вот и все. Я там родилась. Я знаю те места.

— И все же стоит попытаться.

Она сказала:

— Мне плевать, живы вы или нет, но мне страшно представить себе, как вы будете умирать.

У нее начисто отсутствовало чувство стыда — она говорила и поступала, не сдерживаясь и ничего не скрывая. Он вспомнил, как она шла в тумане по платформе с булочкой в руке. Что ни говори, ее нельзя было не любить. Чем-то они были похожи друг на друга. Обоих швыряла и толкала жизнь — и они сопротивлялись ей с яростью, обоим им не свойственной. Она сказала:

— Я понимаю, что бессмысленно вас уговаривать: «Не делайте этого ради меня» — такое бывает только в романах.

— Отчего же, ради вас я готов на многое.

— Ах, боже, — сказала она, — не притворяйтесь. Оставайтесь честным. Именно за это я вас люблю. Хотя скорее это из-за моих неврозов. Эдипов комплекс и тому подобное…

— Я не притворяюсь.

Он обнял ее, не автоматически, как в прошлый раз. Он ощущал в себе привязанность к ней, нежность — но не физическое желание. Его и не могло быть — он словно вытравил его в себе, став ради своего народа евнухом. Каждый влюбленный — по-своему философ, об этом уж позаботилась природа. Влюбленному положено верить в свет мира, в ценность рождения новой жизни. Противозачаточные средства ничего не изменили. Акт желания остается актом веры, а он веру потерял…

Она больше не сердилась. Она печально спросила:

— Что случилось с вашей женой?

— Ее по ошибке расстреляли.

— Как?

— Спутали с другой заложницей. У них сотни заложников.