Хвостовые огоньки поезда сверкнули двумя искорками и исчезли, потушенные невидимым туннелем. Д. остался один, если не считать старика-носильщика, катившего, прихрамывая, тележку с того места, где только что стоял багажный вагон. За последним фонарем перрон обрывался, оставляя в темноте путаницу подъездных путей. Где-то неподалеку пропел первый петух, и повисший над путями огонек вдруг из красного сделался зеленым.

— Поезд на Бендич отсюда уходит? — спросил Д.

— Отсюда, — сказал носильщик.

— А долго ждать?

— Да уж с часок — это точно… Если не опоздает.

Д. поежился от холода и похлопал себя по бокам, чтобы согреться.

— Долговато, — протянул он.

— А что ж вы хотите? — откликнулся носильщик. — По воскресеньям всегда так.

— А может, какой-нибудь проходящий есть?

— Были, когда работали шахты… А теперь кому надо в Бендич?

— Нет ли тут ресторанчика? — спросил Д.

— Ресторанчик! — воскликнул носильщик, внимательно приглядываясь к нему. — Кому он нужен здесь, в Виллинге?

— Ну, хотя бы посидеть…

— Я вам открою зал ожидания, если хотите, — сказал носильщик. — Только там холодно. Лучше ходить, чтоб не замерзнуть.

— Печка не топится?

— Может, еще и теплится. — Старик вынул из кармана здоровенный ключ и отпер коричневую дверь. — Вроде и не так уж плохо. — Он зажег свет.

На стенах желтели выцветшие фотографии отелей и курортов, по бокам тянулись привинченные к полу скамьи, а в центре — три или четыре громоздких стула и огромный стол. От печки едва тянуло теплом. Скорей это было воспоминание о тепле. Носильщик взял чугунный совок и кинул угольной пыли на едва тлевшие угольки.

— Так-то оно будет лучше.

Д. сказал:

— А стол? Для чего здесь стол?

Носильщик посмотрел на него с явным подозрением:

— Чтоб сидеть за ним. А то для чего же?

— Но ведь скамьи-то к нему не подвинешь.

— Это точно. Не сдвинешь. Смотри-ка, двадцать лет я здесь, а этого не замечал. Вы, наверное, иностранец, а?

— Верно.

— Востры вы, иностранцы! — Он угрюмо уставился на стол. — У нас на нем все больше сидят, — сказал старик.

Снаружи послышался резкий, как окрик, гудок паровоза, потом проплыло облако белого пара, простучали и смолкли вдали колеса, и снова наступила тишина.

— Это четыре пятьдесят пять, — сказал носильщик.

— Экспресс?

— Товарняк.

— На шахты?

— Нет, в Вулхэмптон. На военные склады.

Засунув от холода руки в карманы, Д. медленно ходил по залу. Струйка дыма тянулась из печки. Он принялся разглядывать одну из фотографий — джентльмен в сером котелке и куртке с двумя нагрудными карманами беседует, облокотившись о перила пирса, с дамой в живописной шляпе и белом муслиновом платье на фоне фланирующей публики с зонтиками. Д. ощутил странное счастье, словно он тоже оказался вне времени и уже принадлежит истории, как и этот джентльмен в котелке: нет больше вражды и насилия, кончились так или иначе войны, ушла боль. На заднем плане снимка, позади трамвайной линии громоздилась готическая башня с вывеской «Отель Мидленд», рядом — свинцово-серая статуя человека во фраке и общественная уборная.