Правильно кто-то посоветовал недавно владельцам железнодорожных компаний заменить фотографии на вокзалах картинами. Он думал: если меня поймают, тогда будущего нет — в этом случае все просто. Но если ему как-нибудь удастся ускользнуть и вернуться домой, вот это уже проблема. Она ведь сказала: «Теперь вам не так-то легко отмахнуться от меня».
Носильщик продолжал:
— Когда она была еще крошкой, она вручала призы за лучшие привокзальные цветники. Еще до того, как умерла ее мать. Лорд Бендич уж очень розы любил…
Она не может вернуться с ним туда, в его жизнь, жизнь человека, которому не доверяют, в страну, охваченную войной. Да и что он мог ей обещать, в конце концов? Его крепко-накрепко держит могила.
Он вышел на платформу. Ее еще обступала тьма, но чувствовалось, что рассвет совсем близок. Где-то далеко, у края земли, в темноте проглянула серая полоса и прозвенел звонок, словно о чем-то предупреждая. Он стал прохаживаться взад и вперед, туда и обратно. Выхода не было — только тупик, поражение… Он остановился у автомата — обычный набор: изюм, конфеты, спички, жевательная резинка. Он бросил монетку, решив купить изюма, но пакетик не появился. Сзади вырос носильщик и сказал с укором:
— Наверное, сунули погнутую монету.
— Нет, нормальную. Да бог с ней.
— А то есть такие ловкачи, — ворчал носильщик, — только отвернись, он за свой пенни три пакетика вытащит, — Он постучал по автомату. — Пойду за ключами.
— Пустяки, право, не стоит.
— Как же так? Нехорошо получается. — Носильщик, прихрамывая, заковылял прочь.
На обоих концах платформы горело по фонарю. Д. ходил от одного к другому. Рассвет наступал с осторожной, расчетливой медлительностью. Как ритуал — сначала померкли фонари, потом снова пропели петухи, и только после этого засеребрилось небо. На путях обрисовались товарные вагоны с фирменной надписью «Угольные копи Бендича». Проглянули другие перроны, выщербленные и мертвые. Рельсы тянулись к забору, за которым виднелось темное пятно, оказавшееся пакгаузом. Дальше чернело тоскливое зимнее поле.
Вернулся носильщик и открыл автомат.
— Так и есть, все отсырело. Им теперь не до изюма. Вот и заржавел ящичек. Держите. — Он протянул ему бумажный пакетик, влажный, разлезавшийся прямо в пальцах.
— А вы еще уверяли, что климат тут отличный.
— Точно. Мидленд для здоровья полезен.
— Откуда же сырость?
— Так это, понятное дело, — объяснил носильщик, — станция-то в низинке… Видите?
Утренний сумрак и впрямь таял, уползал, словно туман со склона горы. Тусклый серо-желтый рассвет занимался над сараем и полем, станцией, подъездными путями, вдали осветился холм, закраснели кирпичные коттеджи. Пни спиленных деревьев напомнили ему поле боя. Из-за холма торчало какое-то странное металлическое сооружение.
— Это что такое? — спросил Д.
— Это? Да так, ничего. Идея, вишь, у них появилась.
— Довольно уродливая идея.
— Уродливая говорите? Не сказал бы. Я к ней привык, мне без нее скучно будет.
— Похоже на нефтяную вышку.
— Она самая и есть. Какие-то дураки надумали нефть отсюда качать. Мы им говорили — нет тут ничего, да они ведь из Лондона, лучше всех все знают.
— Ну, и как — нашли нефть?
— Да вот, аккурат на эти два фонаря хватило. Теперь вам недолго ждать. Вон Джарвис уже спускается с холма.
Развиднелась дорога, тянущаяся к коттеджам. На востоке просветлело, все кругом, кроме неба, приобрело какой-то темный оттенок побитых морозом овощей. |