Так и не ставший разводящим младший сержант Бутченко сел на широкую деревянную полку и уперся невидящим взглядом в точку на серой поверхности двери. Теперь Андрей отделен от свободы двумя бронированными дверьми, вооруженным часовым в коридорчике между ними, пустой подвальной комнатой, лестницей и еще одной дверью, ключ от которой есть только у первого разводящего действующего караула. КПЗ — «короче, полная задница», свободы уже нет.
Но Андрею все равно.
Он не знал, благодарить ли ему сержантов-летчиков, за то, что они ему принесли, или ненавидеть. Зачем ему абсолютная память, если он помнит теперь и Такое? Зачем ему знание о параллельных мирах, если в одном из них умрет Она? Зачем ему все это — Здесь?
Здесь?
Андрей вскочил на ноги, задержал дыхание, и его губы поползли в улыбке.
Как они это делали? Какой-то звук, сквозь зубы. Примерно…
Низкий потолок камеры рухнул на голову стеклянным дождем. Преодолевая сопротивление воздуха, сержант схватился за вспыхнувшую изнутри голову и упал на колени. Нужные знания и понимание необходимых действий ворвались в его мозг в течение какой-то наносекунды.
На искаженном болью лице Андрея сверкнула счастливая улыбка. Он знал, куда ему надо, и как туда попасть.
Выйдя из замедления, сержант постучал кулаком в дверь.
— Эй, на посту! Долго мне здесь париться?
Часовой по ту сторону несколько секунд прикидывал, нарушить ему чуток устав, или не ст о ит. Тяга к злорадству пересилила.
— Заткнись, придурок! Сейчас «передвижка» сменится — быстренько тебя в «Белый лебедь» свезет.
Андрей улегся на полку, подложив под затылок ладони, и блаженно закрыл глаза.
— Олеська, жди меня. Я скоро…
19.38 . Понедельник 9 мая 1988 г., г. Ленинград, ул. Гагаринская, map #1836.
Вячеслав уселся прямо на асфальт и прислонился к водосточной трубе. Дворик-колодец был пуст, видимо, с этого берега Невы народ тоже эвакуировали в южные районы. Да даже если кто и остался в домах и мог видеть в окно, как он перекинулся обратно — плевать. Вытерев со лба пот, Слава взял на руки щенка и посмотрел на сидящую рядом собаку. Взгляд ротвейлера демонстрировал настороженное ожидание.
— Что? Я должен что-то придумать, да?
Ирина коротко гавкнула и попыталась вильнуть обрубком хвоста.
— Ага… Можно подумать, будто я всю эту кашу заварил, — Кротков тяжело поднялся на ноги. — Что? Нет, ты пока побудь собакой. Обувки у тебя нету, да и обратный переход довольно болезненный…
Чуток размяв ноги, Слава присел перед Ириной и слегка потрепал лобастую голову. Вздохнул.
— Что ж нам делать-то тепереча?…
Ира высунула язык и наклонила голову набок. Щенок извернулся, попытавшись тяпнуть Вячеслава за палец маленькими зубками, за что получил легкий шлепок.
— Ладно, Ирина Владимировна, сейчас отдышусь, и дальше побежим. За город, где народу поменьше… — резко вскочив, Слава хлопнул себя по лбу. — Ой, дурак… Иришка! Я — дурак.
Он снова присел, отпустил скулящего щенка и, схватив собаку за толстые щеки, притянул к себе ее морду и звонко поцеловал в нос.
— Это очень хороший мирок, Иришка — там почти никого нет. И в настоящий момент он еще должен существовать.
Собака утробно зарычала и попятилась, скребя асфальт когтями.
— Эй, гражданин!
Вячеслав оглянулся на окрик. Из трубы подворотни во двор вошли двое в серой форме — лейтенант и сержант. Офицер, медленно приближаясь, присмотрелся к Славиному лицу.
— Эвакуация, надо всем покинуть этот район… Вы ранены?
Кротков отпустил собачьи щеки и с улыбкой поднялся. |