И села рядом.
— Почему ты так этого стыдишься? — спросила она негромко.
— Потому что я неполноценный, — ответил он, привалившись к стойке шасси и закрыв глаза.
— Кто тебе это ляпнул? — поразилась Литта.
Фальк помолчал, а потом решил, что лучше сказать все и сразу, не то потом будет хуже.
— Моя невеста.
— Вот дура-то! — выпалила девушка. — Ну… извини…
— Ничего, — ровным тоном ответил он. — Она больше не невеста мне. Разорвала помолвку, когда узнала, что со мной случилось.
— Ты ее любил? — тихо спросила Литта.
— Не знаю, — равнодушно ответил Фальк, глядя в небо. — Думал, что люблю. Но все равно было очень больно. Тогда. Я надеялся, что она…
Он замолчал.
Девушка погладила его по плечу.
— А потом я узнал, как это — любить по-настоящему, — добавил он. — Но уже слишком поздно…
— Вот дурак-человек! Чего тебе поздно-то? — подскочила Литта. — Тебе тридцать едва сравнялось, еще успеешь налетаться! Пойдем! Давай вставай, а то силой потащу! Голова не болит, не кружится? А то тут солнышко такое…
— Да не болит у меня ничего! — Фальк встал. — Нечему уже.
Он лгал: у него нестерпимо болело сердце, потому что Литта была невероятно хороша на этом самом солнце.
— Прадеду было хуже, — серьезно сказала она. — Он не мог летать, и то выдюжил! А ты можешь! Распустил сопли, капитан, называется… А ну встряхнись и полетим дальше!
— Горючего не хватит, — мрачно сказал Фальк.
— Дозаправимся, — фыркнула Литта.
— Где? В горах?
— Узнаешь, — сказала она загадочно. — Хотя нет. Пока рано. Ты совсем никакой, так что давай-ка возвращаться на базу…
— Ну так заводи, — спокойно сказал он. — Что тянешь?
— Резину, — хмыкнула Литта. — От винта!
Они не разговаривали почти две недели. Не о чем было, разве что по службе. «Привет, пришли механика, седьмой номер проверить надо, мотор барахлит. Сегодня моя смена… Скажи в столовой, еще раз тухлятину приготовят, сами все сожрут, я прослежу! Курсант такой-то совсем негоден, надо отчислять или переводить во вспомогательные службы…»
Фальк не знал, что ему делать. Разговаривать с женщинами он не умел, только как с сослуживицами, вот и с невестой тогда… Он всякий раз хотел напиться, как вспоминал ту беседу. Слава Создателю, не лицом к лицу, по телефону, он еще был в госпитале, решил позвонить и сказать, что жив и относительно здоров…
Выяснилось, что она уже в курсе, видимо, его родственники сообщили, ему-то было не до звонков. Только он еще об этом не знал.
— Дина, слышишь меня? — спросил он в трубку, тяжело опираясь на костыли, стоять ему еще было трудно. — Как ты там?
— Как обычно, — отозвалась она и вдруг спохватилась: — Фальк, это ты? Где ты?
— В госпитале, — усмехнулся он. — Но раз звоню, значит, жив и могу передвигаться, верно?
— В инвалидной коляске? — спросила Дина, и Фальк чуть не выронил телефон.
— Пока на костылях, — сказал он. — Там видно будет. А кто тебе сказал, что я покалечился?
— Твоя мать, — ответила она. — Ты перестал звонить, и я к ней зашла, спросила, в чем дело. |