Изменить размер шрифта - +
Так они сделали в Константинополе с храмом Святой Софии. Мы просто обязаны принять их вызов. Весть о Крестовом походе не может не затронуть нас. Во имя нашей земли, веры, народа.
    — А о какой вере идет речь, воевода? — неожиданно спросил архиепископ.
    Его голос звучал глухо и низко от многих молитв, которые он возносил на протяжении всей жизни.
    — Этот Крестовый поход объявлен римским первосвященником. — Служитель Божий произнес этот титул с явным презрением. — Что общего с ним может быть у православной церкви и у тебя, воевода?
    Присутствующие смотрели на прелата, потом разом обратили свои взоры к князю. Это был тот вопрос, который все они задавали себе, но только архиепископ, который был назначен не Владом и владел богатством, сопоставимым с княжеским, осмелился задать его вслух. Слухи о том, что Дракула отрекся от православия, по-прежнему не стихали.
    — Вам известно, ваше преосвященство, что моя вера совпадает с вашей, — мягко ответил князь. — Две христианские церкви должны остаться разделенными, пока ошибки, допущенные с обеих сторон, не будут исправлены. Я думаю, что римляне уже кое-что поняли. Они кое-чему учатся, хотя и медленно. Однако призыв понтифика, провозглашенный в Мантуе, требует быстрого ответа. Медлительность здесь неуместна. Послушайте, что он сказал. — Влад поднял со стола лист пергамента. — Мехмет никогда не отступится, пока не одержит безоговорочную победу или не будет окончательно разгромлен. Каждый успех султана — это еще один маленький шаг к цели, к которой он будет стремиться, пока не покорит всех князей Запада, не разрушит христианскую церковь и не установит власть своего лживого пророка над всей землей. — Он опустил пергамент, поднял глаза. — Римский первосвященник, как вы выразились, ваше преосвященство, может ошибаться в трактовке Христова учения, но он совершенно прав, возвещая об опасности, которая грозит всему христианскому миру. Завет Христа, его евангелие, как бы мы ни понимали его, — это то, что Мехмет намерен уничтожить. Он водрузит полумесяц над священной горой Афон и над базиликой Петра в Риме. Каждая страна, которая покорится ему, станет ступенькой на пути к этой цели. Маленькой Валахии предстоит первой принять удар.
    Влад вышел из-за стола и подошел к незажженному очагу. Над ним возвышался распятый Христос, как и в тот день Пасхи, почти пять лет назад.
    — У нас есть выбор, господа, — произнес Влад, глядя на склоненную фигуру Иисуса. — Следует ли нам объявить себя магометанами, или мы будем сражаться?
    Он снова обернулся к совету.
    — Мехмет вызывает меня в крепость Джурджу на Дунае, ту самую, которую построил мой дед Мирка. Туда я должен привезти золото, доставить юношей и передать все это посланцам султана. Вместо этого я решил поднять на них оружие, потом от Джурджу двинуться в болгарские земли, которые находятся под управлением турок, и начать уничтожать там наших врагов, чтобы взять себе их золото, а не отдавать кому-то свое, взять в рабство их юношей, пока они не забрали наших.
    Дракула протянул руку и с трудом снял с каминной полки фигуру распятого Христа.
    — Кто присоединится ко мне, встанет рядом во имя Христовой славы? Во имя искупления всех грехов? Во имя Валахии?
    Некоторые бояре поднялись из-за стола и ответили князю одобрительными возгласами, хотя и не очень громкими.
    Влад опустил крест, обошел камин и взял то, что стояло с другой его стороны, — толстый ясеневый кол высотой в полтора роста обычного человека, покрытый красными и коричневыми пятнами.
    Князь Цепеш поднял крест вместе с колом и громко спросил:
    — Так кто не хочет следовать к славе за своим князем?
    Теперь оказалось, что воевать желали все.
Быстрый переход