Этот замок построен на славу. Склоны холма довольно крутые, стены слишком высокие, чтобы эту крепость можно было взять приступом. Однако в обороне замка есть одно слабое место. Влад однажды рассказал о нем своему приближенному человеку. Поведай-ка теперь нам, Ион Тремблак, что это за слабое место такое.
Это была часть наказания за предательство — публичное признание в нем.
Ион смирился и заговорил:
— Тут есть гора, вершина которой примыкает к Поэнари. С нее можно напасть на замок. Туда ведет единственная тропа. Чтобы выйти на нее, надо пробиться через заросли колючего кустарника. Эта дорожка настолько крутая и каменистая, что взобраться по ней может разве что горный козел. Она теперь так густо заросла, что идти придется гуськом, след в след. — Тремблак вздохнул. — Но там, где может пробраться этот самый козел, пройдет и человек. Если вас не страшат возможные потери, то наверх можно поднять и пушку, хотя для этого понадобятся усилия очень многих людей. Но для начала дорогу все-таки надо расчистить.
— Что ж, мы так и сделаем.
Послышалась команда, и вскоре вдалеке раздался стук топора. К нему присоединился еще один, потом еще. Теперь с полной уверенностью можно было сказать, что за дело взялась целая армия.
— Ночью мы будем сжигать и вырубать деревья, — сказал Раду. — Я думаю, мы расчистим дорогу к рассвету, а к полудню сумеем устроить так, что можно будет использовать пушки. Тогда сразу и начнем обстрел. Стены Поэнари, конечно, могучие и высокие, но все-таки они сделаны всего лишь из кирпича. Только главная башня выстроена из гранита. Если передовые стены падут, то…
Он прервал свою речь и улыбнулся.
За него закончил турок, Михайлоглу-али-бей:
— Имея столько дров, мы запросто обложим ими башню и спалим Цепеша заживо. — Турок встал, поднял бокал. — Выпьем за то, чтобы завтра ночью, в это же время, мы уже разглядывали его обугленное тело или водрузили нечестивца на кол.
Все поднялись, держа в руках кубки и бокалы, радостно приветствовали Раду и его военачальника.
Ион тоже встал и поднял кубок, но кричать он не мог. Слова застревали у него в горле. Тремблак взглянул через стол на Раду, который теперь широко улыбался, приподнял кубок, давая понять, что приветствует своего князя, пьет за него, и даже нашел в себе силы улыбнуться, после чего закрыл глаза.
Восторженные крики, смех, тосты, славословия звучали долго. Люди выходили из-за столов, толпились посреди зала.
Ион веселился вместе со всеми, даже смеялся. Но что-то зашевелилось у него внутри, что-то нарастало, подавляя даже влияние вина, которого он выпил немало, дабы убедить себя в том, что находится там, где ему и нужно быть, рядом с истинным Дракулой.
Значительно позже, когда Тремблак убедился в том, что никто из изрядно выпивших, шумящих бояр уже не обращает на него внимания, он выскользнул из шатра, вышел на берег реки, ступил на песок, упал на колени и согнулся. Его вырвало раз, потом другой. Так продолжалось до тех пор, пока желудок полностью не очистился, а рот не наполнился желчью. Она была такой же горькой, как и его предательство. Ион долго стоял на коленях, желчь стекала по его губам, а он не торопился стереть ее.
Этот человек страстно ненавидел Влада. Это чувство сменило его прежнюю любовь в то самое мгновение, когда он лежал ничком на полу собора, слышал предсмертные крики Илоны и шепот ужаса, доносившийся из толпы бояр, собравшихся у алтарных врат. Эта женщина никогда не принадлежала ему, но это не имело никакого значения. Ион любил ее. Если бы Дракула сейчас оказался перед ним, то Тремблак с радостью пронзил бы мечом его грудь. |