— Вот. Они знают, что мы здесь, — закончил капитан и откинулся назад всем своим немалым весом, потащив за собой штурвальную колонку. Со своего места напряженная Мерси разглядела, что его ноги утопили в пол пару педалей под приборной доской.
— И каков план? — спросил англичанин, и слова его щелкали друг о друга, как нанизанные на бечевку бусины.
А старушка поинтересовалась:
— Кто в нас стреляет? Наши мальчики или их?
Мерси едва не завизжала в ответ:
— Да какая разница?!
— Не знаю, — процедил капитан сквозь стиснутые зубы. — Либо те, либо другие. Либо те и другие сразу. Никому из них не известно, кто летит над ними, а чтобы разглядеть наши знаки принадлежности к гражданскому флоту, слишком темно.
— А мы не можем осветить надпись, или что-то в этом роде? — спросила Мерси.
— У нас нет таких огней, — признался капитан. — Мы оставили их в Ричмонде для следующего корабля, отправлявшегося к приграничной территории.
Однако, произнося фразу, он как-то замешкался, словно все-таки размышляя по этому поводу.
Серия ударов, не таких сильных, но более точных, горохом простучала по борту.
Старичок заплакал. Жена обняла мужа за плечи.
Студенты вскочили с мест, и два члена экипажа кинулись к ним, чтобы заставить вернуться в кресла.
Неожиданно один мужчина из команды застыл, раскинув руки, между кабиной и пассажирским салоном и обратился к капитану, хотя наблюдал при этом за пассажирами:
— У нас есть те парные фонари. Если подвесить несколько к корпусу, наши парни увидят, что мы на их стороне. По крайней мере, половина стрелков опустит оружие.
— Шутишь? — отмахнулся капитан. — Эти штуки все равно что лампадки, если отсоединить их от источника питания, они продержатся всего несколько… — он резко повернул корабль вправо, избегая какой-то невидимой для Мерси угрозы, — …минут.
— Все-таки лучше, чем ничего, а? — продолжал настаивать матрос. — Двинемся за позиции наших. Они увидят, что мы свои, и позволят приземлиться.
— Ты что, желаешь быть тем, кто выберется наружу и развесит их рядком, точно чертовы рождественские свечки? — Капитан уже кричал, но его подчиненный не дрогнул.
Он только кивнул:
— Я это сделаю. До полетов я плавал на океанских судах. Там качало посильнее, чем сейчас болтает нашу скорлупку.
Все лица повернулись к нему — кроме лица человека, ведущего сквозь ночь подпрыгивающий корабль. Люди смотрели на бывшего моряка с надеждой — и смятением. Даже Мерси хотелось сказать ему, что он сумасшедший, но она промолчала. Только взмолилась про себя, чтобы он говорил серьезно.
— Тебя пристрелят, — предупредил капитан.
— Или все мы рухнем вниз клубком пламени. Я не против рискнуть, сэр.
И, не дожидаясь, когда ему разрешат, матрос нырнул в нишу за пассажирской зоной. Взгляд его товарища метался взад и вперед, от командира к другу.
— Эрни! — крикнул он во тьму отгороженного занавесью закутка. — Эрни, я пойду с тобой. Я помогу.
Голова Эрни высунулась в щель между занавесками. За головой появились плечи и туловище, а потом правая рука с гроздью странной формы фонариков, теплящихся, будто светлячки. Их желтовато-зеленый свет едва озарял кабину, и о том, что эти тусклые точки кто-то различит с земли, безусловно, и речи быть не могло.
— Эти штучки едва тлеют, — сердито заявила пожилая дама. — С земли их ни за что не заметить.
Но Эрни возразил:
— Мэм, они не горят и вполнакала, специально. |