Изменить размер шрифта - +
Его речь до такой степени заворожила меня, что я не услышала, как другие пукавачи подползли к нам со стороны реки. Айанаватта одним движением повернулся и вонзил копье в ближайшего противника. Бес переместила свое чудовищное тело так, чтобы встретить нападавших грудью, и когда в нее попала стрела, громогласно выразила свой гнев. Казалось, дурные манеры лучника рассердили ее куда сильнее, чем боль, которую он ей причинил.

Мгновение спустя она схватила стрелка хоботом и швырнула его, будто сломанную куклу, к ногам Клостерхейма.

Взревев, Айанаватта наклонился и выхватил свои боевые дубинки из узла, лежавшего на земле. Широкие плоские наконечники дубинок были утыканы шипами, похожими на звериные клыки. Он раскрутил их над головой, отчего они запели свою собственную военную песнь, и врезался в толпу пигмеев, круша их с наслаждением, подобное которому я видела лишь однажды, когда мой отец выступил против людей Гейнора. Многие адепты воспитывают в себе неистовый боевой дух, утверждая, что если ты вынужден убивать ради самозащиты, то должен уметь это делать хорошо.

Белый Ворон взял одно из своих копий. Он не стал бросать его, а орудовал им как алебардой, удерживая противника на расстоянии и внезапно нанося один быстрый удар. Сначала мне показалось, что наконечник копья заржавел, как это бывает с самородным металлом, которым пользуются эти люди, но потом я поняла, что оно из себя представляет.

Металл был черный, от поверхности до самых глубин. Юноша действовал копьем с невероятной ловкостью, и оно забормотало, начало вибрировать. В толще наконечника гневно полыхнули красные знаки. Я почувствовала неожиданный прилив воодушевления. Копье поет, значит, Ульрик где-то поблизости!

Я нашла Черный Клинок, хотя даже не искала его. Я заметила, как Клостерхейм торжествующе улыбнулся. Для него Клинок был далеко не так ценен, как чаша, которую его народ называл "Gradel". Клинок нужен был Клостерхейму только для достижения своих целей. Если он принесет его Сатане, то, вне всяких сомнений, восстановит свою репутацию в глазах хозяина. Ирония заключалась в том, что сам Сатана искал примирения с Богом. По всей видимости, угроза, возросла до такой степени, что для этих двоих настало время позабыть о своих противоречиях.

Однако Клостерхейм никак не мог действовать в интересах обеих сторон.

Он сам должен был добыть Грааль, иначе ему не видать уважения хозяина. Откровенно говоря, столь сложные и противоречивые отношения с Князем Тьмы были непостижимы для меня.

Как выяснилось, в ходе разведки Белый Ворон заметил не всех пукавачи.

Еще одна группа воинов выступила против нас с дальнего берега реки. Их было около сорока человек, вооруженных луками. Они перешли реку по дну, словно бобры, и появились сзади, неподалеку от нас. Наше положение облегчало только то, что их луки были слабыми, а сами они – плохими стрелками.

Пока мы прикрывали Белого Ворона, он переупаковал седло Бес, натягивая веревки и ремешки, пока не удостоверился в том, что все привязано надежно. Каноэ теперь должно было защищать нас со спины.

Я при помощи лука удерживала на расстоянии вновь прибывшую группу индейцев. Я могла посылать назад их собственные стрелы, но из-за миниатюрности от них было мало толку. Зато стрелы Айанаватты были великолепны – тонкие и длинные; пускать их было одно удовольствие.

Они с такой точностью попадали в цель, словно были заколдованы. Но их было мало. Мы все реже стреляли по индейцам, и они медленно сжимали кольцо вокруг нас.

Белый Ворон приладил медную сеть, которая должна была защищать грудь и голову Бес, и она опустилась на колени, чтобы мы могли на нее взобраться.

Юноша криком велел нам садиться на мамонта. Мы вскарабкались в массивное седло, отталкивая взбешенных пигмеев древками копий.

Айанаватта поднялся последним; своими дубинками он проламывал черепа и кости с такой скоростью, что звук ударов казался треском жаркого огня из влажных дров.

Быстрый переход