Обычно Мышка поедала свое печенье за обеденным столом. Но однажды вечером, когда отец повернулся спиной, чтобы отнести грязную посуду в раковину, она тайком сунула несколько печенек в карман, чтобы перекусить поздно вечером. На тот случай, если она или ее плюшевый медведь проголодаются.

Мышка поблагодарила, встала из-за стола и попыталась прокрасться в спальню с набитыми печеньем карманами, хоть и знала, что так оно быстро раскрошится. Но это неважно: раскрошенное печенье ничем не хуже целого.

Отец застукал ее с поличным, но не стал бранить Мышку. Он вообще почти никогда не ругал ее — в этом не было нужды. Вместо этого насмешливо заметил, что она собирает и прячет еду у себя в спальне, совсем как мыши хранят запасы в стенах домов.

Но отчего-то Мышке казалось, что он не поэтому назвал ее Мышкой.

Ведь к тому времени она уже была Мышкой.

У Мышки было живое воображение. Она любила придумывать истории. Она никогда их не записывала, храня в голове. Там, где никто не увидит. В ее рассказах фигурировала девушка по имени Мышь, которая могла делать все что угодно. Даже кататься на роликах по Луне, если хотела, потому что Мышь не нуждалась в таких дурацких вещах, как кислород или сила притяжения. Она ничего не боялась, потому что была бессмертной. Воображаемой Мыши никогда не причиняли вреда, что бы она ни делала.

Мышка любила рисовать. Стены спальни были увешаны ее рисунками, изображающими Мышку с отцом или Мышку с медведями. Девочка целыми днями возилась с игрушками. Ее комната — единственная спальня на втором этаже старого дома — была набита куклами, обычными и мягкими игрушками, у каждой свое имя. Мышкиным любимцем был бурый медвежонок по прозвищу Мистер Медведь. У девочки имелись кукольный домик, игрушечный кухонный гарнитур с крошечными кастрюлями, сковородками и ящиками с пластиковой едой и чайный сервиз. Мышка любила усаживать кукол и зверей в кружок на пол, на краю полосатого коврика, и подавать им по крошечной кружке чая и пластиковому пончику. Затем она доставала с полки книжку и читала вслух своим друзьям, а потом укладывала их спать.

Но иногда Мышка не играла со зверями и куклами. Тогда она забиралась с ногами на кровать и фантазировала, что пол вокруг нее — это горячая лава, вытекающая из вулкана в другом конце комнаты. Девочка не могла встать на пол, чтобы не сгореть заживо, и осторожно переползала с кровати на письменный стол. Аккуратно ступала по крышке маленького белого стола — его ножки подрагивали, угрожая сломаться. Мышка — не слишком крупная девочка, но стол был старым и хрупким. Он не предназначался для шестилетних детей.

Впрочем, это было неважно, потому что Мышка быстро перебиралась в корзину с грязным бельем, стараясь при этом не наступать на пол. И облегченно выдыхала. В корзине безопасно, хоть она и стояла на полу. Лава не могла ее сжечь: корзина была сделана из титана, а Мышка знала, что титан не плавится. Она была умным ребенком — умнее всех своих знакомых сверстниц.

Сидя в корзине для белья, девочка ждала, пока вулкан не перестанет извергаться. Когда лава застывала и покрывалась коркой, ходить по земле снова становилось безопасно. Только тогда Мышка выбиралась из корзины и возвращалась на край ковра — играть с Мистером Медведем и куклами.

Иногда Мышке казалось, что ее прозвали так именно за привычку надолго исчезать в своей комнате — «тихо, как церковная мышь», как говорил отец — и играть там целый день.

Трудно сказать, какая версия правильная.

Но одно было ясно.

Мышка любила свое прозвище, пока не появилась Фальшивая Мама. А после этого уже не любила.

Сэйди

Я сижу на полу в вестибюле клиники.