Изменить размер шрифта - +
Решили, что громовой шаp бросил кейтабец.

    - Ну, а ты?

    - Я повелел им резать ножами печеную рыбу, а не людей.

    - Хмм… И они послушались?

    Дженнак пожал плечами:

    - Как видишь. Разве я не их властитель? Разве чак, мой отец, не говорит моими устами?

    - Чтоб меня сожгли молнии Паннар-Са! - пробормотал кейтабец, непроизвольно потирая бок и всматриваясь и лицо Дженнака. - Клянусь веслом и парусом! Великую власть ты имеешь над людьми, мой господин! Власть разума, а не силы! Ведь недаром говорят, что орел сильней кецаля, но властвует над птичьим племенем все-таки кецаль - ибо мудр он и прекрасен.

    Усмехнувшись, Дженнак тихо промолвил:

    - Учитель мой считает меня не орлом и не мудрым кецалем, а глупой мышью. И он, наверное, прав.

    - Носящему меч не понять того, кто носит перья сокола, - сказал О’Каймор. - Думаю, мой старый господин, владетель Ро’Кавары, не ошибся… Нет, не ошибся…

    - Не ошибся в чем? - спросил Дженнак.

    Но тидам не ответил, а принялся жаловаться на боль от ожога и проклинать атлийцев, недостойных милостей Кино Раа. И зачем только божественному Ветру захотелось опустить их в Юкате, рядом с бесплодными долинами Страны Гор! Кайба, зеленая и цветущая, подошла бы куда лучше!

    «Или Серанна», - подумал Дженнак.

    * * *

    Конечно, он знал, почему Шестеро пришли в Юкату, a не в Кейтаб или другие страны, которым со временем были дарованы их священные имена. Как говорилось в Книге Минувшего, воздух в Юкате был душным, наполненным испарениями жарких джунглей, а в Серанне он благоухал ароматами цветов, на плоскогорьях запада был прохладен и свеж, у берегов Тайона пах чистыми водами, а в сеннамитской прерии - травами и влажной плодородной землей. И все-таки боги избрали Юкату, ибо лишь там в древности стояли города и каменные пирамиды, лишь там рассекали болота и лесные дебри дороги на высоких насыпях, лишь там золотились маисовые поля и воды покорно текли в пробитых человеком руслах. Вся остальная Эйпонна, и Верхняя, и Нижняя, была тогда дикой землей, где обитали дикие звери и столь же дикие люди. Такой была Серанна, и таким был Кейтаб; и потому, думал Дженнак, стоит ли сетовать на выбор богов?

    …Свежий теплый ветер трепал волосы, ласкал нагую кожу; золотой глаз Арсолана смотрел прямо ему в лицо. Под ним вновь раскачивалась корабельная палуба, заполненная людьми: воины Одиссара грелись на солнце, мореходы Кейтаба таскали воду в непроницаемых кожаных мешках, поливали розоватые доски. Команда «чаек», дежуривших нынешним утром, в их работе участия не принимала - эти люди следили за ветром и парусами. В тысяче локтей позади «Тофала» шел «Сирим», и бриз развевал плетение из ярко окрашенных веревок на его реях. За большим кораблем виднелись три малых, с золотистыми, алыми и голубыми парусами; последний, «Кейтаб», был едва заметен на фоне аметистового моря и бирюзовых небес.

    Дженнак покрутил головой, осматриваясь. Ни клочка земли вокруг, ни скалы, ни камня, ни дерева… Только бездонная бездна под хрупким корпусом корабля, и другая бездна, протянувшаяся от морской глади до самых границ Чак Мооль, Великой Пустоты, где царят тьма и холод. Земная твердь стала далеким воспоминанием.

    Он поделился этими мыслями с О’Каймором, и тот, наполнив чашу Дженнака вином, согласно кивнул.

    - Земля, да… Хорошо на твердой земле! Она как огромный корабль, застывший в океане. Вместо мачт пальмы, вместо палубы трава, и просторный дом вместо трюма. Свежая вода и свежее мясо, сладкие плоды, постель на мягком ковре, а в ней - женщина… каждую ночь - женщина… Неплохо, клянусь клювом Паннар-Са!

    - Почему же ты уходишь в море? - спросил Дженнак.

Быстрый переход