- Значит ли это, светлорожденный, что у тебя нет лазутчиков в тасситской степи? - осторожно спросил Морисса.

    - И значит ли это, что тебе нечего нам сказать? - вопрос Джиллора прозвучал словно удар хлыста. Брови его грозно сдвинулись, на лбу пролегла вертикальная морщинка.

    - Утроба каймана! - Фарасса сжал огромные кулаки; лицо его скривилось в раздраженной гримасе. - Разве я говорил такое, родич? Разве я произнес хоть слово о том, что не ведаю о делах, творящихся в степи? Я всего лишь упомянул, что Мейтасса -дикая страна, и значит…

    - Это мы уже слышали, - резко прервал брата Джиллор, - и это известно всем. Теперь я хочу знать, что доносят твои люди. Или им повырезали языки в диких землях тасситов? Затоптали рогатыми скакунами? Вспороли животы, набив их сухой травой? Отправили в Чак Мооль?

    - Нет, кое-кто еще бродит в прерии, мой нетерпеливый наком. - Фарасса вперил в лицо Джиллора мрачный взгляд. - Но будет лучше, если ты перестанешь беспокоиться о них. Мои люди - мое дело! А твое - резать глотки тасситам, когда придет время! Глаза Джиллора вспыхнули.

    - Не учи меня моему ремеслу! А насчет глоток… Еще неизвестно, кто из нас перерезал их больше! Когда ты, в бытность свою наследником, повел войска в Коатль…

    - Мир, родичи, мир! Вспомните, что говорят на Островах: когда ссорятся гребцы, корабль стоит на месте! - Джакарра, вскинув руки, прекратил перебранку, едва заметно подмигнув сидевшему напротив Дженнаку - мол, учись, брат. Следить за порядком во время совета было обязанностью наследника, но пройдет еще не один день, пока его слово запечатает спорщикам рты. Джиллор, превосходный воитель, так и не научился этому тонкому искусству. Впрочем, он всегда предпочитал дипломатии хорошо заточенный клинок.

    - Да, не будем тратить время на пустые пререкания перед лицом ахау, - произнес сахем шилукчу, почтительно сложив руки у груди и повернувшись к Джеданне. Затем он приподнялся на коленях и сделал божественный знак, призывая к умиротворению. - Сегодня - День Ясеня, вожди; ясень же - мудрое и спокойное дерево. Лучше и нам сохранить спокойствие и мудрость. Во имя Шестерых!

    - Да свершится их воля, - пробормотал Фарасса, словно бы оседая под своей роскошной накидкой. Он поерзал, удобнее устраиваясь на подушке, и заговорил монотонным голосом, как будто читал погребальную молитву: - Есть у меня человек, близкий к тасситскому вождю из западных пределов, один из тех, кто седлает его скакуна и носит за своим сахемом лук и колчан. Полезный парень этот тассит, и стоит недорого - два чейни в месяц… однако сахем ему и того не жалует, так что этому бычьему навозу полюбился звон одиссарского серебра. Недавно пришла от него весть с соколом, что прибыл в их становище гонец от самого Коконаты; затем было велено точить клинки и пребывать в готовности… да, пребывать в готовности… - протянул Фарасса, - но не выступать!

    - Пребывать в готовности, но не выступать, - повторил Джиллор, хмуря брови. Казалось, он уже забыл о перебранке с братом; наверняка мысли его витали сейчас на степных просторах, где собирались орды диких всадников, звенело оружие и тянулись к небу сигнальные дымовые столбы. - Похоже, они хотят потянуть ягуара за хвост и убедиться, что тот не спит… прощупать рубеж малыми силами… выяснить, сколько солдат в наших крепостях и много ль среди них стрелков и воинов в панцирях.. - Наком замолчал, потом покосился на Фарассу и резко спросил: - Ну, что еще? Что доносит твой лазутчик из западных пределов ценою в два чейни?

    Он ни разу не назвал брата ни родичем, ни светлорожденным, отметил Дженнак; это свидетельствовало о нарочитой небрежности или открытой цеприязни. Подобное случалось весьма нередко, когда Джиллор говорил с Фарассой: разговоры их напоминали беседу сокола с грифом-падальщиком, которым хриплый клекот заменяет слова.