Изменить размер шрифта - +
 — Может, я могу посмотреть конец видео снова?

Йетта Браун игнорирует Лиз.

— Мы должны многое успеть сегодня, мисс Холл. Дела пойдут гораздо более гладко, если ты сможешь заставить себя бодрствовать.

 

***

 

— Это Элизабет Мэри Холл, мистер Гент. — Йетта произносит имя Лиз так, будто это особенно неприятное слово, наподобие гингивита.

Олдос Гент поднимает глаза, когда Йетта и Лиз входят в кабинет.

— Благодарю вас, мисс Браун, — обращается Олдос к Йетте, в то время как она, по сути, захлопывает дверь у него перед носом. — Ну что ж, видимо, она меня не слышала? Кажется, у Йетты особенно плохой слух. Она всегда меня перебивает.

Лиз вежливо смеется.

— Здравствуй, Элизабет Холл. Я — Олдос Гент, твой советник по адаптации. Пожалуйста, присаживайся.

Он показывает, что Лиз должна сесть в кресло перед его столом. Однако кресло полностью заложено документами. На самом деле, весь кабинет без окон завален документами.

— Могу я передвинуть эти папки? — спрашивает Лиз.

— О, конечно! — Олдос улыбается, а затем печально смотрит на беспорядок в своем кабинете. — У меня так много документов. Боюсь, мои документы ведут еще и собственные документы.

— Может быть, вам нужен кабинет побольше? — предлагает Лиз.

— Они обещают мне. Этого я жду с самым сильным нетерпением. За исключением того, чтобы мои волосы снова отросли. — Он с любовью потирает свою лысину. — Я начал лысеть около двадцати пяти лет назад, так что копны волос мне придется подождать еще лет тридцать шесть. Но что печально, мы в любом случае теряем волосы, когда становимся младенцами. В моем понимании, у меня будет окно в двадцать четыре года, прежде чем я потеряю свои волосы снова. Ох, да, — вздыхает Олдос.

Лиз протягивает пальцы к своим собственным отросшим волосам.

— В прошлом году заново выросли зубы. Прорезались они убийственно! Я будил жену всю ночь своими всхлипываниями и шумом. — Олдос улыбается, так что Лиз может разглядеть его зубы. — На этот раз я буду тщательно за ними ухаживать. Зубные протезы — это не слишком хорошо. На самом деле, все намного хуже, чем просто не слишком хорошо. Протезы, они… эээ…

— Отстой? — предлагает Лиз.

— Протезы — отстой, — говорит Олдос со смехом. — Они и правда такие. Звук, который они издают, когда ты ешь, просто отстойный.

Олдос с большой осторожностью вытаскивает документ из нижней части шаткой кучи по центру стола. Он открывает дело и читает вслух.

— Ты с Бермудских островов, где погибла в результате несчастного случая на лодке?

— М-м-м, это не я, — говорит Лиз.

— Извини. — Олдос выбирает другую папку. — Ты с Манхэттена, и у тебя был… э-э-э… рак груди?

Лиз отрицательно качает головой. У нее и груди-то, в принципе, нет.

Олдос выбирает третью папку.

— Штат Массачусетс. Травма головы в велосипедной аварии?

Лиз кивает. Это она.

— Хорошо, — пожимает плечами Олдос, — по крайней мере это было быстро. За исключением части с комой, но ты, вероятно, не помнишь.

Действительно, Лиз не помнит.

— Как долго я была в коме?

— Около недели, но твой мозг уже был мертв. Здесь говорится, что твои бедные родители должны были принять решение, отключить ли тебя от аппарата. Нам, моей жене Ровене и мне, пришлось отключить нашего сына Джозефа, еще на Земле. Его лучший друг случайно выстрелил в него, когда они играли с моим старым ружьем. Это был худший день моей жизни.

Быстрый переход