Наутро томагавки были закопаны. Оператор и второй режиссер интервьюировали счастливых восточных немцев, которые поливали на чем свет стоит рухнувший режим: от Эриха Хонеккера и его Штази до вахтера в их доме, который, оказывается, был «редкой сволочью, полицейским осведомителем», и ближайшего соседа – «полицейскую свинью». Короче говоря, все шло нормально.

Но у самого Веландера что‑то не складывалось. На пятые сутки ему в номер позвонил крепко поддатый Тео Тишлер. Он звонил из своей квартиры на Страндвеген в Стокгольме. Записанный разговор был очень коротким, в записи, полученной от БКА, он выглядел примерно так:

«Тишлер.  Какого черта, парень? Тебе что, не хватает капусты?

Веландер.  Вы набрали неправильный номер.

Тишлер.  Алло, алло‑о‑о! Какого дьявола? Не бросай трубку!»

Запись прервалась.

Через неделю репортаж был в общих чертах готов. Оператор и второй режиссер заявили, что больше им в Берлине делать нечего. Оставалось записать только обещанное интервью с сотрудником Штази. Веландеру удалось выторговать еще двадцать четыре часа, и в воскресенье, 16 декабря, интервью, наконец, состоялось. Радостно возбужденный Дитмар Рюль приехал на условленное место в Западном Берлине.

Сначала он поговорил с глазу на глаз с Веландером, отчего тот тоже заметно повеселел, а потом началась запись. Рюль сидел спиной к камере, его представили как «секретного агента Штази майора Вольфганга С», голос по его требованию исказили до неузнаваемости – монотонным подвывающим басом он комментировал вопросы Веландера о чудовищных преступлениях, в которых якобы повинно его начальство, стараясь при этом любым способом ускользнуть от прямого ответа. Интервью заняло около часа, гонорар в полторы тысячи дойчмарок был выплачен, и в тот же день Веландер и его команда упаковали чемоданы и улетели в Стокгольм.

Вечером изрядно набравшийся Веландер позвонил Тишлеру из своего дома в Тэбю и сообщил, что чувствует себя отменно, рад снова оказаться дома, поездка была более чем успешной и что они еще до Рождества должны отметить это дело хорошим ужином… Тишлер положил трубку.

Репортаж Веландера остался, в общем, не замеченным публикой. Большинство конкурентов к середине января уже прикупили и показали куда более сенсационные материалы. Шефы посматривали на него косо: его репортаж ни в коей степени не отвечал радужным обещаниям, сделанным в представленной им заявке. Больше всего злорадствовали те, чьи предложения были отвергнуты в пользу Веландера.

Но, пожалуй, наибольшие основания радоваться были у знакомого Веландера из Штази: он быстро и безболезненно приспособился к переходу «на капиталистические рельсы». Бывший капитан Штази Дитмар Рюль не пал так низко, чтобы проверять билеты в метро или дежурить в гардеробе Исторического музея. За короткое время он приобрел три магазинчика в бывшем восточном секторе и занялся торговлей порнопродукцией и сексуальными игрушками.

Веландер, несмотря на прохладные рецензии, тоже был вполне доволен жизнью, как, впрочем, и Тишлер. Примерно через месяц СЭПО сняла наружное наблюдение и прослушку: картина была ясна, и, поскольку решения применять какие‑то санкции не последовало, оставили все как есть. Впрочем, Веландер мог никуда и не ездить: американцы уже владели всей интересной информацией, и до Веландера с его приятелями им не было никакого дела.

– Интересно, сколько выложил Тишлер за то, чтобы ликвидировали их досье? – спросил Юханссон. Он никогда не мог заставить себя относиться к чужим доходам с подобающим профессии равнодушием.

– Не знаю, – покачал головой Берг. – Думаю, несколько сотен тысяч крон. Вряд ли больше. Цены на такого рода услуги к тому времени уже упали. Но, во всяком случае, – слабо улыбнулся он, – Тишлер заплатил достаточно, чтобы симпатяга Рюль утвердился в новой отрасли…

– А как вы узнали об экскурсии Веландера в Берлин?

– О‑о‑о! – Вид у Берга был такой, будто он дегустирует изысканное вино.