Дай нам хоть что‑нибудь, за что можно было бы зацепиться. Мы не капризны. Хоть микроскопический кончик ниточки, а уж мы ее вытянем.
– Нет, – произнесла фру Вестергрен с внезапной настороженностью. – А что вы имеете в виду?
Что‑то она скрывает, подумал Ярнебринг и почувствовал хорошо знакомый азарт, но не успел ничего сказать, потому что девушка его опередила.
– Скажем так, фру Вестергрен, – произнесла она дружелюбно. – Люди, которых я встречаю по роду моей работы, почти никогда не бывают совершенно черными или абсолютно белыми – я имею в виду мораль. Все гораздо сложнее. Я все размышляю над тем, что вы нам рассказали. Все указывает на то, что Эрикссона убил кто‑то из его знакомых. Почему? Не похоже, чтобы Эрикссон общался с психопатами. Значит, в нем было что‑то такое, что взбесило кого‑то до такой степени, что…
– …он его убил, – еще больше побледнев, закончила фразу фру Вестергрен.
– Может быть, вы способны представить, что же могло заставить кого‑то из его знакомых… так с ним поступить?
Ловко, подумал Ярнебринг. Она за все время ни разу не произнесла слова «убийство». И красивая к тому же. Разве что тоща немного.
– Не знаю, – ответила фру Вестергрен. – Понятия не имею, что бы это могло быть.
Напарница не произнесла ни слова, только кивнула, глядя на пожилую женщину ласково, выжидательно, ободряюще…
– Разве что… разве что он, как мне кажется, довольно сильно пил последнее время. Как будто что‑то его мучило. Не могу сказать, что я когда‑нибудь видела его пьяным, но что‑то все же было… Последний раз, когда я его видела, он почему‑то нервничал.
Фру Вестергрен, произнеся эти слова, подумала и кивнула, словно подтверждая сказанное. Похоже, она почувствовала облегчение.
Ага, подумал Ярнебринг. Попробуем узнать, что все это значит, а потом пусть делом занимается прокуратура.
Они закончили опрос соседей около полуночи и собрались в квартире убитого, чтобы подвести итоги. Труп уже увезли, остался только нарисованный мелом силуэт на окровавленном полу. Очевидно, был исполнен также коронный полицейский номер – поиски отпечатков пальцев: косяки, ручки дверей и шкафов запачканы угольным порошком. Из каких‑то неясных соображений в квартире прибрались, даже опрокинутый журнальный столик поставили на место, оставалось только надеяться, что Вийнблад сделал фотоснимки до перестановки мебели. Бекстрём, развалившись в кресле с сигаретой в руке, говорил с кем‑то по телефону, пытаясь изобразить, что не замечает вошедших Ярнебринга и Хольт. Вийнблад, маленький, серый и услужливый, напоминающий воробья, на секунду переставшего клевать пшено, склонил голову набок и сделал рукой приглашающий жест:
– Заходите, заходите. Я понимаю, вам тоже хочется взглянуть.
Боже, какие идиоты, подумал Ярнебринг. И как только таких берут в полицию?
Они обошли квартиру Странное место, если вспомнить, что Эрикссон был холостяком. Ничего общего, к примеру, с двухкомнатной Ярнебринга в Васастане. Если сделать скидку на некоторый беспорядок – как‑никак произошло убийство, к тому же Вийнблад со своими коллегами потрудились на славу, – если не думать об этом, жилье было на редкость аккуратным, все прибрано, много мебели, купленной и расставленной в соответствии с эстетическими представлениями, которых Ярнебринг, во‑первых, не разделял, а во‑вторых, они были ему не по средствам.
– Ни хрена себе! – обратился он к своей новой напарнице.
– Что?
– Такая квартира… Я так не живу…
– Правда?.. – улыбнулась она. – А я‑то думала…
Вийнблад показал им свои находки. Он выложил трофеи рядком на письменном столе. |