Он выложил трофеи рядком на письменном столе. Несмотря на воробьиную внешность, он выглядел гордым как петух, когда сообщил, что ему удалось «зафиксировать как орудие убийства, так и целый ряд интересных улик».
– Орудие убийства мы нашли в кухне, убийца бросил его в раковину. – Вийнблад показал на большой нож для разделки мяса с черной деревянной рукояткой и следами запекшейся крови на блестящем лезвии.
Поздравляю, кисло подумал Ярнебринг, для такого растяпы, как ты, подвиг просто немыслимый.
– Нож принадлежит убитому? – спросила напарница.
– Похоже на то, похоже на то, – вдумчиво покивал Вийнблад. – Клинок чуть не тридцать сантиметров, вряд ли кто‑то притащил его с собой.
– «Сабатье», – заметила девушка. – Французские ножи, очень дорогие. Кстати, другие ножи в кухне тоже «Сабатье».
– Вот именно, – подтвердил Вийнблад, принимая вид умника из телевизионной викторины.
Господи, чем мы занимаемся! – подумал Ярнебринг, поглядывая на часы. Уже первый час, самое время упасть в койку и поспать перед новым днем с его новыми пакостями, а они стоят и долдонят что‑то про кухонную утварь, которой отдавал предпочтение убитый. И так все ежу понятно.
– Ты, как я понимаю, изучала кухонное оборудование в школе полиции, – пробурчал Бекстрём. – В мое время этого не было. Ладно, пора заканчивать с домашним хозяйством. Я поговорил с твоим шефом, Ярнебринг, и он обещал, что и ты, и твоя подруга будут нам помогать, так что увидимся завтра в девять в нашем отделе, а сейчас я хочу поблагодарить всех за приятно проведенный вечер.
Ну и дерьмо, подумал Ярнебринг, но промолчал.
Его напарница все больше ему нравилась. Баба, конечно, ну и что? – размышлял он по дороге. Сама предложила отогнать машину в полицейский гараж на Кунгсхольмен, она, дескать, живет там поблизости, ей это вовсе не трудно, а по пути может подбросить его до дома.
– И как тебе в нашем отделе? – спросил он, чтобы не выглядеть совсем уж бесчувственным столбом.
– Думаю, мне понравится.
– Ты ведь работала в полиции правопорядка, – не столько спросил, сколько констатировал он.
– Не‑а, – покачала она головой. – Вернее, работала, но это было давно.
Ну, не так уж давно. Сколько ей? Самое большее тридцать, может, чуть за тридцать.
– Я работала телохранителем в СЭПО.
Ни хрена себе! Ярнебринг про себя даже присвистнул.
– А тут сразу следствие по убийству, – сказал он вслух. – Причем в компании двух редких олухов.
– Это мое первое дело, так что мне очень интересно.
– Причем в компании двух редких олухов, – повторил он.
Она улыбнулась:
– Ты имеешь в виду Бекстрёма и Вийнблада? Я о них слышала. Хотя только сейчас начинаю думать, что это правда… то, что про них говорят.
– Бекстрём – типичный рвотный порошок, – поделился Ярнебринг. – Если он будет досаждать, скажи мне, я его вздую.
– Не надо. – Она снова улыбнулась. – Я это и сама могу сделать.
Странная девица, подумал он. Полиция меняется… Только в какую сторону?
– Сама, значит, можешь? Если прижмет?
– Могу, – кивнула она, не отрывая глаз от дороги. – Если прижмет.
Она высадила его у подъезда и, пока он обдумывал прощальную реплику, уже попрощалась.
– Спокойной ночи, – улыбнулась она. – Завтра увидимся.
Ярнебринг проводил машину взглядом. Анна Хольт, подумал он, инспектор Анна Хольт. |