— Откуда ты звонишь?

— Это тоже неважно, — ответил голос Сонни так, словно ему стало уже тяжело и больно отвечать.

— Но дело в том...

— Давай не будем об этом, Делия.

— Ладно, Сонни.

(Семь двадцать семь.)

— Делия... представь, что я ухожу.

— Ты — уходишь? А зачем?

— Должен уйти, Делия.... Так получилось... Пойми ты, пойми же! Уйти так, уйти без твоего прощения... уйти вот так, безо всего, Делия... обнаженным... обнаженным и одиноким...

(Такой странный голос. Голос Сонни, звучащий как не его голос, и тем не менее голос, принадлежащий ему, Сонни.)

— Вот так, безо всего, Делия... Голым и одиноким... ухожу ни с чем, кроме вины... Без прощения, без твоего прощения, Делия!

— Почему ты так странно говоришь, Сонни?

— Сам не знаю... Мне так одиноко, мне так не хватает тепла, ласки... мне так не по себе...

— Но...

Словно сквозь туман, Делия смотрела прямо перед собой, в одну точку. Часы: семь двадцать девять; минутная стрелка совпала с четкой линией, предшествующей другой, более толстой, обозначающей половину часа.

— Делия!.. Делия!..

— Откуда ты звонишь? — закричала она, наклоняясь к телефону; страх стал закрадываться в ее душу, страх и любовь, а еще — жажда, страшная жажда, нестерпимое желание причесать пальцами темные волосы Сонни, поцеловать его в губы... — Откуда ты звонишь? — вновь прокричала она.

— ...

— Где ты, Сонни?

— ...

— Сонни!

— ...

— Алло, алло! Сонни!

— Прости меня, Делия...

Любовь, любовь, любовь. Прощение? Какая глупость...

— Сонни! Сонни, приезжай!.. Приезжай, я тебя жду! Приезжай!

( «Господи! Господи!» )

— ...

— Сонни!..

— ...

— Сонни! Сонни!!!

— ...

Пустота.

Семь тридцать. На часах. И по радио: «хи-хи». Часы, радио и Бэби, которому хочется есть и который озадаченно смотрит на мать, удивленный тем, что его почему-то не кормят.

Плакать и плакать. Отдаться потоку слез, рядом с безмолвным малышом, словно осознавшим, что в сравнении с этим плачем все его хныканье будет лишь жалкой подделкой, что в такой миг подобает лишь одно — молчать. Из репродуктора донеслись мягкие текучие аккорды фортепьяно, и Бэби незаметно для себя заснул, положив голову на мамину руку. Словно огромное чуткое ухо заняло все пространство комнаты, всхлипывания Делии возносились по спиралям невидимой раковины из вещей и мебели, постепенно затихали, изнывая от усталости, и превращались в едва слышные стоны, перед тем как окончательно заблудиться в дальних закоулках тишины.

Звонок в дверь. Один короткий сухой звонок. И — чье-то покашливание.

— Стив!

— Да, Делия, — ответил Стив Салливан. — Я тут проходил мимо и...

Долгое молчание.

— Стив... Вас прислал?..

— Нет, Делия.

Стив выглядел расстроенным, и Делия совершенно машинальным жестом пригласила его войти. Она заметила, что Стив вошел совсем не так уверенно, как раньше, — когда он заходил за Сонни или заглядывал к ним на обед.

— Садитесь, Стив.

— Нет-нет... я только на минутку. Делия, вы ничего не знаете о...

— Нет, ничего.

— И вы, наверное, его больше не любите...

— Нет, Стив. Я его больше не люблю. А в чем дело?

— Мне нужно вам кое-что сказать...

— Вы от сеньоры Моррис?

— Это касается Сонни.

— Сонни? Его посадили?

— Нет, Делия.

Делия бессильно опустилась на табуретку.