Работать, да! Это же нормально для любого мужчины, чему же тут удивляться. Тогда мне пришлось подкорректировать свою речь:
– А ведь Вася не из тех людей, что могут работать от рассвета до заката. Нет у него такой силы и ловкости, чтобы махать с утра до вечера топором, нет такого молодецкого здоровья, чтобы идти за плугом или пилить колоду, рубить дрова или косить траву!
Вот теперь я увидел в её глазах озабоченность, которой я и добивался. Уже более уверенно, смелея с каждым словом, я продолжил:
– Не для него такая работа!
– Может он мне помогать будет? – Робко предложила Марфа. – В лекарском деле он смыслит, и я могла бы научить его всему что потребуется!?
– Да, Василий парень смышлёный, безусловно, он мог бы стать знахарем, но Марфа, оглянись! – Тут я развёл руками в стороны и сделал драматическую паузу. – Разве тебе самой хватает денег для безбедной жизни? Да, конечно, ты можешь рассчитывать на то, что у тебя всегда найдётся еда в закромах! Но хватит ли работы и той оплаты за неё, если вас станет двое?
Марфа погрустнела. Похоже, я разбил её тайные надежды. Настало время подбросить ей новую идею.
– Но есть дело, в котором Василий будет считаться лучшим из ныне живущих мастеров! – Пафосно сообщил я, попутно мой указательный палец взвился ввысь, указывая ту невероятную высоту, которую мой товарищ непременно возьмёт.
– Какое ж это дело? – Знахарка заинтересовалась, подалась всем телом вперёд, заскользила по скамье, оказавшись на самом её краю.
– Василий, человек учёный, обученный, читать и писать умеет, множество книг прочёл, он инженер! – сообщил я. У Марфы раскрылся рот, она тут же прикрыла его ладошкой.
– Это, как эти, – она показала большим пальцем себе за спину, – чародеи?
– Лучше! – сказал я со всей возможной уверенностью. – Он инженер! То есть мастер среди мастеров! Тот, кто умеет столько, что может быть учителем для любого из самых достойных и опытных ремесленников!
– Ох, ты! – И тут наша хозяйка созналась. – Я так и знала! Я чувствовала! Ещё тогда, когда он от жара сгорал, да от раны в бреду мучился. Слышала я от него такие дивные слова, какие может только мудрец изрекать.
– Какие это слова? – удивился я. Разговор принимал совершенно неожиданный оборот и я насторожился, внимая её словам.
– Странные, дивные слова, каких я никогда не слышала! Не наши это слова были, чужеземные! – Сообщила мне Марфа шёпотом. И что-то в её первобытном ужасе меня зацепило. Потому что я тоже слышал, как в бреду Василий несёт всякую белиберду, но никаких иностранных слов в его речи я не заметил. Я предложил ей рассказать об этом подробнее и знахарка сказала. – Он всё время повторял: «Мама! Мама! Мне плохо! Мама!». Что это за слова такие странные? Никогда таких слов не слышала!
Вначале я даже не понял, о чём она говорит, но затем осознал ту небольшую разницу между теми словами, что произнесла Марфа и теми словами, которые были приняты в этом мире. В бреду, Василий говорил на своём родном земном языке, который знал в совершенстве. Но в этом мире тоже было слово «Мама» с таким же значением, как то, что было в нашем родном мире и это слово на местном языке звучало иначе. Вот только я не замечал этого ровно до тех пор, пока не услышал такое родное слово из уст аборигенки Марфы. В её устах оно было иностранным, неместным. Когда я пытался сказать «Мама», то говорил на местном языке, а не на своём родном. Каким-то образом в моём мозгу местные слова стали родными, а слова из прошлого мира стали словно иностранными. Я ДУМАЛ НА МЕСТНОМ ЯЗЫКЕ И ГОВОРИЛ НА МЕСТНОМ ЯЗЫКЕ КАК НА РОДНОМ! Он и стал мне родным, причём не при помощи обучения, а при помощи мгновенной замены моего родного языка на язык этого мира! Вот так поворот, я даже растерялся от неожиданных выводов. |