|
Вы в пятьдесят шестом были в Москве, а я находился здесь и все видел. И могу смело утверждать: люди восстали не против социализма, а против несправедливости. Чухаи и его соратники, зная все это, великолепно использовали ситуацию. Были допущены ошибки после освобождения? Кто же спорит? Были. Имели место перегибы при выселении швабов? Несомненно. И конечно же, виноваты мы, что в сорок пятом году избрали партийным секретарем неопытного молодого человека, которым двигало чувство мести. Этим человеком был Миклош Зала. Я помню то общее собрание, на котором Чухаи назвал имя козла отпущения. Тогда же он упомянул и меня в качестве вашей жертвы. Ставил в пример мой патриотизм, привязанность к родному краю. После того собрания я часто с ним разговаривал. И с другими тоже. Хотелось все-таки разобраться в происходящем. Как-то я спросил у Ференца Давида, зачем понадобилось убежденного коммуниста Залу принародно выставлять козлом отпущения. И знаете, что он мне ответил? «Мы пожертвовали Залой, чтобы успокоить общественное мнение, обеспечить порядок в уезде, чтобы люди могли работать спокойно». И представьте себе, я с ним тогда согласился. Это сейчас, в зрелом размышлении, я считаю, что с вами поступили несправедливо. Собственно говоря, Чухаи натравил на вас людей.
— Но если вы считаете это несправедливостью… Зоннтаг поднял руку: — Не продолжайте. Я не могу встать на вашу сторону. Мне в этом деле уже отведена определенная роль, и, как бы она ни была мне противна, я обязан ее доиграть. Могу помочь только советом. — Я вам заранее благодарен. — Господин инженер, бросьте вы, к черту, эту историю с махинациями. Это же не бог весть что. Ну, сколько эти жулики расхитили? Вы ведь наверняка подсчитали. Миллион? Два? — Это как минимум. — Есть о чем говорить! Прогуляйтесь как-нибудь до Жомбойского хутора. Поглядите, сколько там искусственных удобрений гниет с прошлой осени. Знаете, в какую сумму это обошлось? Тут уж не один и не два миллиона, тут гораздо больше выброшено псу под хвост. И, несмотря ни на что, в этом уезде и во всей области дела идут прекрасно. Прокладываются дороги, строятся школы, жилые дома. Сёла благоустраиваются. В каждом доме есть водопровод, электричество. И на фабрике все идет хорошо. С тех пор как Имре Давид стал директором, люди работают охотно, с душой. А вы хотите нарушить их покой, замутить воду. Но козлу отпущения никто не позволит этого сделать. Поймите, господин инженер, если вы хотите здесь остаться, вы не должны выделяться из общей массы. Развлекайтесь вместе со всеми, ходите на новоселья, именины, крестины, дарите подарки и сами от подарков не отказывайтесь. Пейте и ешьте, как все, произносите тосты, выступайте, хвалите других, чтобы и вас могли похвалить. Будьте на виду, постарайтесь пробиться в руководство. И тогда люди забудут, что вы были когда-то козлом отпущения, и окружат вас почетом, и будут у вас и свой дом, и дача, и машина, и любовницы. А если вы не хотите или не можете так жить, тогда лучше вам уехать из Бодайка в Мохач. — Так вы и об этом знаете? — Я обо всем знаю, господин инженер. — Ну что ж, это был откровенный разговор, господин Зоннтаг. Благодарю вас. Я попробую сделать все возможное и невозможное и все-таки добьюсь справедливости. Зоннтаг развел руками: — Дело ваше.
28
Через два дня Матяш Маклари в сопровождении Имре Давида явился к Балинту Чухаи, в новое здание уездного комитета партии. К их удивлению, они застали в кабинете Чухаи председателя поселкового совета Игнаца Авара и инструктора отдела агитации и пропаганды обкома партии Викторию Фусек. Виктория родилась в Бодайке, в девичестве носила фамилию Циммер, но мало кто знал, что ее отец Мартон Циммер приходился шурином Йожефу Шиллеру. Виктория регулярно переписывалась со своей теткой Эльвирой, которая жила теперь в Дортмунде. |
