– Особенно для новобрачных.

– О, эти страшнее всего. Ненасытные блудницы. Вам омлет или яичницу?

– Яичницу. – Бонни присела к столу, разорвала пакетик «Нутра Суит» и высыпала мимо чашки. – Уж поверьте, я обычно не сплю с первым встречным.

– Спать – это ничего. Главное – чтоб не трахнули. – Августин срезал над раковиной кожуру с апельсина. – Успокойтесь, ладно? Ничего же не случилось.

Бонни улыбнулась.

– Ну хоть за дружбу можно поблагодарить?

– В любое время, миссис Лэм. – Августин глянул через плечо. – Что смешного?

– Джинсы.

– Только не это. Дырка?

– Да нет, просто… Вы поднялись среди ночи, чтобы одеться. Очень мило с вашей стороны.

– Всего лишь предосторожность. – Яйца зашипели на разогретой сковородке. – Удивительно, что вы заметили.

Бонни опять покраснела.

Они еще завтракали, когда зазвонил телефон. Звонили из Центра судебно-медицинской экспертизы – в морг поступил еще один неопознанный труп. Дежурный коронер приглашал Бонни на опознание. Августин сказал, что она перезвонит, и положил трубку.

– Они могут меня заставить?

– Не думаю.

– Потому что это не Макс. Он слишком занят разговорами со своей фирмой.

– Они лишь сказали, что это белый мужчина. Явное убийство.

Слово повисло в воздухе облачком серы. Бонни отложила вилку.

– Это не он.

– Наверное, – согласился Августин. – Ехать не обязательно.

Бонни ушла в ванную. Августин услышал, как она включила душ, и стал мыть посуду. Бонни вышла из ванной уже одетая, влажные волосы зачесаны назад, губы подкрашены розовой помадой, оставшейся в шкафчике от хирурга-интерна.

– По-моему, мне надо удостовериться, – сказала она.

– Вам сразу полегчает, – кивнул Августин.

Настоящее имя Щелкунчика было Лестер Маддокс Парсонс. Мать назвала его в честь политического деятеля из штата Джорджия, известного тем, что гонялся с топорищем за чернокожими посетителями ресторана. Матушка верила, что Лестер Маддокс  станет президентом Соединенных Штатов и всего белого мира, отца же больше привлекал Джеймс Эрл Рэй.  Лестеру едва сравнялось семь лет, когда родители впервые взяли его на слет ку-клукс-клана. По этому случаю миссис Парсонс одела сына в балахон, сшитый из муслиновых наволочек. Особенно она гордилась островерхим капюшончиком. Члены клана и их жены ворковали над малышом – ах, какой красавчик южанин! Лесть смущала, поскольку у юного Лестера были видны лишь бусинки карих глаз, видневшиеся в прорезях. Может, я негр, думал мальчик, откуда им знать?

Но все же слеты клана ему нравились – там жарили мясо на вертеле и разводили огромные костры. Лестер огорчился, когда родители перестали посещать собрания по неоспоримо веской причине. Они называли произошедшее Несчастным Случаем, а мальчик навсегда запомнил ту ночь. Отец, как обычно, нарезался и, когда наступил самый ответственный момент, вместо креста подпалил местного Великого вождя. За неимением пожарного шланга ошалевшим куклуксклановцам пришлось тушить пылающего собрата пивом «Шлиц» из хорошенько взболтанных банок. Пламя сбили, и обугленного вождя повезли в больницу в кузове отцовского пикапа. Предводитель выжил, но лишился драгоценной анонимности. Когда его без капюшона, в обгоревших лохмотьях балахона подвезли к травмпункту, там случайно оказалась бригада местных телевизионщиков. После разоблачения причастности к клану окружной прокурор ушел в отставку и переехал на север штата в Мейкон. Отец Лестера проклинал себя – но в более мягких выражениях, нежели другие члены клана.