Что не помешало ей демонстративно отвести Дуне отдельную комнату – спальню самой Идеи Ивановны. Ване привычно постелили в зале, а мама с бабушкой устроились в одной комнате. Детский сад. Или пансион благородных девиц – Иван никак не мог определиться точно. Но пока послушно улегся на бесшумном диване.

Минут десять полежал. А потом решительно откинул одеяло. Нет, точно детский сад! Дуня его женщина, и он не намерен спать с ней в разных комнатах! За последние несколько дней он привык засыпать не один и не собирается отказываться от этой свежеобретенной привычки. Как воспитанный мальчик, штаны Ваня натянул. Но, как коварный соблазнитель, верхом привычно пренебрег.

На его негромкий стук спустя паузу из-за двери отозвались шпионским шепотом:

– Ваня?

– Я.

– Что случилось?

– Открой.

– Зачем?

Ночной диалог через закрытую дверь бил все рекорды абсурдности. Иван прижался голым плечом к косяку и зашептал в зазор между дверью и этим самым косяком:

– Ты меня не поцеловала на ночь!

– Ваня, тише, сейчас всех перебудишь, – в ответном шепоте отчетливо звучали панические нотки. – Иди спать. Я утром тебя поцелую.

– Я до утра умру! Уже все спят. Открой, пожалуйста. Я же твой любимый Ванечка, – за дверью была тишина, и Тобольцев решил, что пора давить на жалость. – Я не могу уснуть…

– Ты с ума сошел? – наконец раздалось из-за двери свистяще.

– Ну Ду-у-у-у-нечка… – в принципе, можно еще и поныть для усиления эффекта.

– Я и так твоей маме не понравилась…

Ваня усмехнулся. Это был явно последний аргумент перед капитуляцией.

– Зато ты понравилась бабушке.

– Мне твоя бабушка тоже понравилась очень.

После этой многозначительной реплики снова наступила тишина. Ваня почесал плечо. Босые ступни стали замерзать.

– Дуня, открой.

– Ты еще здесь?!

Так. И Дульсинея заодно со всеми в этом детском саду! Но едва Иван успел это осознать, как помощь пришла с неожиданной стороны. Раздался четкий и звонкий голос ба из-за двери напротив:

– Дунька, да открой ты ему уже! Все равно не отстанет. А мы хоть поспим.

Ваня едва успел зажать рот, чтобы не расхохотаться. А вот в спальне матери отчетливо охнули, а дверь перед Иваном все-таки распахнули.

– Ты что творишь?!

Отвечать Иван не собирался. Словами точно. И на царские ножки надежды нет – не пойдет Дуня с ним своим ходом. А идти надо, потому что диван в зале не скрипит, а материнская кровать – неизвестно что. Поэтому – рот закрыть поцелуем, на руки подхватить – и быстро-быстро в зал. Но идти в потемках, с девушкой на руках и целуясь на ходу… В общем, быстро не получилось, и где-то на полдороге они прервались, и Ваня выдохнул куда-то – кажется, в губы:

– В зале диван большой и обниматься удобнее…

– Я тебя казню! – выдохнула она куда-то туда же.

– Не вели казнить, государыня, вели…

И снова поцелуй, и уже на пороге ее умоляющее:

– Тише…

Просьба оказалась актуальной.

Нельзя было как привыкли. Ничего наружу. Ни стона, ни лишнего вздоха, ни громкого движения. Медленно, тихо, беззвучно. Все внутри, все между ними. И полыхало нещадно, гремела духовым оркестром кровь в венах, все билось, горело, пульсировало. И только между ними, ничего наружу.

В какой-то момент Ваня почувствовал ее зубы на своем плече – совсем сил молчать и терпеть не осталось у царицы. А он себе не мог подобное позволить – уже и так наоставлял следов.